Консерватизм – слово такое, почти ругательное, у многих вертится на кончике языка. Мол, консервативный – это очень плохо. Люди есть такие – ретрограды, мракобесы, живущие прошлым, а есть – прогрессивные, устремленные вперед. Ну а на самом деле – консерватизм – это что – действительно так уж плохо? Отвечает на этот вопрос святейший владыка Кирилл Гундяев.

Кирилл Гундяев:

- Что такое консерватизм? Слово «консервация» - сохранение. Мы консервируем продукты, мы сохраняем продукты. Сохранение – это принципиально важная вещь для жизни. У общества много чего есть, что необходимо сохранять. Поэтому консерватизм, как сохранение, является жизненно необходимым фактором для развития общества. Что такое система образования? Ведь мы с вами учимся по учебникам, которые писали до нас, предыдущие поколения, старшие, а те получили знание от предыдущих поколений. Конечно, каждое последующее поколение приобретает свои собственные знания и вносит их в копилку, и передает их другим, сохраняет и передает.  Идея сохранения жизненно важна для существования человеческого общества. Под здоровым консерватизмом подразумевается сохранение нужных для общества вещей, явлений, идей. Ведь все сохранить невозможно, даже из собственного опыта знаю. Даже вещи мы не можем сохранить на протяжении всей жизни - переезды, смена обстановки, какие-то катаклизмы, Бог знает что происходит, многое утрачивается, а что-то просто нужно утилизировать. Не надо сохранять все, не нужно сохранять мусор, его нужно утилизировать. Не нужно сохранять многие другие вещи, которые отслужили свой срок, и просто уже не нужны. Если сохраняется все, если есть желание сохранить все, то это, конечно, отклонение от некой нормы, если хотите, некая болезнь, духовная болезнь, если сохраняется все, то это все загромождает жизненное пространство, не видно никакой перспективы, живешь только тем, чтобы сохранить, и, естественно, это мешает движению вперед. Что-то из жизни должно уходить - таков закон жизни, потому что на место того, что уходит, должно прийти новое, но при этом что-то в жизни должно непременно сохранятся. Здоровый консерватизм – это тот консерватизм, который сохраняет необходимое, важное… Но вот тут-то и вся проблема, если бы все так было просто, то наверное бы и проблемы не возникало. А что важно? Что нужно сохранять? И вот тут каждый подходит со своими критериями. Есть люди, которые считают, что мало что нужно сохранять, - вот так считали революционеры, которые устроили революцию в нашей стране, вот они считали, что ничего сохранять не надо. Мы разрушим мир до основания! Все уничтожим! Все, что было в прошлом – плохо! Мы должны начать писать историю с чистого листа – без клякс, без помарок, чистенькую, хорошенькую историю. Историю некоего Царствия Божьего на земле, но без Бога. И что произошло? Разрушили историю, разрушили традиции, разрушили культуру, затем невероятными усилиями все это возрождали с переменным успехом. Многое из того, что сегодня мучает нас в нашей жизни – это от того разрушения. Ведь недавно, в 90-е годы, хорошее было дело, вроде бы как - Перестройка, общественные отношения – изменить жизнь к лучшему… Взяли и разрушили. Разрушили так много нужного и необходимого, что сейчас каких это усилий стоит, чтобы возродить, восстановить…. А ведь кое-что разрушено безвозвратно. Здоровый консерватизм – это есть разумный подход к прошлому, к традиции. Очень важен критерий – что сохранять, что необходимо, а что может спокойно уйти из нашей жизни. Церковь является консервативным началом в том смысле, что она, Церковь, сохраняет апостольскую веру, веру Христову, две тысячи лет сохраняет. Вера – это то, без чего человек жить не может. Вера является основой нравственной жизни людей. И вот Церковь утверждает, что нравственный принцип необходимо сохранять при любых обстоятельствах, что бы ни происходило с обществом, что бы ни происходило с человеческой цивилизацией, что бы ни происходило с человеческой личностью. Если человек потеряет нравственное начало, если люди разрушат систему нравственных координат, Богом заложенную в их природу, то люди разрушат самих себя – личность, общество и, естественно, государство. Церковь, в первую очередь, обеспокоена сохранением этого нравственного начала в жизни общества.  Конечно, есть и помимо этого фундаментального начала, которое нельзя менять, которое нельзя разрушать, которое нельзя трансформировать, нельзя модернизировать, которое нужно просто сохранять и на которое нужно опираться в своей жизни, вот помимо этого начала, конечно, существуют и другие истины, которые нужно сохранять. Мы уже коснулись темы образования, преемственности в науке, но то же самое - язык, культура, национальное самосознание… Есть много всего того, что ни в коем случае нельзя разрушить, потому что с разрушением этого нечто очень важное исчезает из нашей жизни – мы теряем целостность бытия. Наверное, мудрость политиков должна сводиться к тому, чтобы объединять одно и другое, находить баланс между сохранением и развитием, между тем, чтобы беречь прошлое и быть открытым навстречу будущему. Собственно говоря, все наши политические споры в стране – это споры на эту тему, это споры вокруг этого принципа. Церковь в данном случае, обращаясь к политикам, призывает – будьте бережны ко всему, что досталось вам из прошлого, но умейте отличать вещи существенные и принципиальные от того, что является временным и легко устранимым из нашей жизни без каких-то либо последствий для полноты этой жизни. Наверное, не было б никаких революций, не было б потрясений, не было б гражданских войн, если бы наши политики всегда правильно соединяли консервативное начало с открытостью и динамизмом. Дай Бог, чтобы на примере нашей трагической истории ХХ-го века нынешнее поколение наших политиков умело использовало и то, и другое, сохраняя, или стремясь к сохранению самого важного в жизни людей, без чего эта жизнь перестает быть Жизнью, и одновременно, чтобы сохранялся и был присущим необходимый динамизм и открытость к будущему.

Профессор Московской Духовной академии Осипов Алексей Ильич рассуждает о Боге.

  Осипов А.И.:

- Страдание наше, скорби наши – что есть? Есть ничто иное, как следствие греха, то есть, когда мы вместо воды пьем кислоту, вместо хлеба – наркотики – естественное следствие! Вместо добра по отношению к человеку, мы – зло и ненависть, и неприязнь, вместо благожелательности, мы - зависть. Медики скажут вам, как все эти чувства действуют на психику, на нервы, на тело человека.  Вот что происходит? Грех является причиной наших страданий, не Бог посылает страдания, а грех является причиной страдания. Мы, правда, не знаем, каковы закономерности вот этой внутренней жизни. Как духовное наше изменение в ту или иную сторону отражается на теле? Мы не знаем этого. Не знаю, узнаем ли когда, но факт именно таков – это именно происходит в человеке. Более того, есть даже более серьезные вещи, друзья мои. Сам этот внешний мир, окружающий нас, есть ничто иное, как продолжение нашего тела, мы с этим окружающим миром едины, когда мы его уничтожаем – мы рубим свое тело, мы себя рубим. Настоящий век нам открыл это прекрасно, прямо показал – экологический кризис, это результат чего? Какой деятельности? Антропогенный характер носит этот кризис, человеческий характер, именно мы, оказывается,  вступили в этот кризис. Рубили, «как свинья под дубом вековым». Причем здесь Содом и Гоморра, когда дождь пролился с неба? Это разве не Бог послал? Оказывается, что наше духовное состояние связано не только с нашим телом, а оказывается, нашим телом является весь окружающий мир, и природные катаклизмы являются не случайностями - нет в христианстве случайностей - а закономерными следствиями того или иного нашего духовного состояния. Все прекрасно знают и понимают, что когда наступал мор, голод  и прочие вещи, то народ всегда говорил и говорит до сих пор: прогневали Бога. То есть, что такое? Согрешили, каяться надо. Что значит - каяться? Богу молится? Антоний Великий пишет – нет, Он благ всегда. А что происходит в молитве? Мы изменяемся. «Метания» - греческое слово, которое переведено у нас как «покаяние», есть изменение. Только наше духовное изменение может прекратить пагубные процессы и во внешнем мире, природном мире. Видите, о чем говорит христианство? Для нехристианского сознания этого не существует, они не знают, что существует закономерная связь - мы единое целое с природой, и все природные процессы, в конечном счете, обусловлены нашим духовным состоянием. Человек, оказывается, центр, звено, самая сердцевина, от состояния которого зависит все окружающее. Теперь понимаем, что такое микрокосм? – это сердцевина всего.

Православный миссионер отец Виктор Веряскин   раскрываeт тему «Соборность Церкви и соборность общества».

Виктор Веряскин:

- Когда мы с вами выводим что-то на осознание, действуя целенаправленно, то мы действуем как личности; когда мы понимаем что я - не единственная личность, а рядом со мной еще личности какие-то находятся, то мы можем рывок делать или скачок в более высокую ступень - в сверхличную, а она и есть кафоличная. Итак, от безличности, через осознанную личность, переходим в сверхсознание – кафоличность – сверхличность. Вот такой путь. Но когда мы в себе достигли этой сбалансированности, целостности, правильной пропорции, соотношения ума, воли и чувства в самом себе, то мы обрели внутреннюю кафоличность, внутреннюю соборность. Мы ее должны проявлять вовне, с другими, и, в первую очередь, в семье, потому что семья – это домашняя церковь. Если Церковь должна быть кафолическая, то и домашняя церковь – семья - должна быть кафолическая. И тогда мы с вами тоже подумаем и проверим, насколько кафоличность, соборность проявляется у меня дома, в семье, во взаимоотношениях. Если у нас нет совместного соборного чтения Священного Писания, совместной соборной молитвы семейной - мужа с женой и детьми - то это, вообще-то, показатель, мягко выражаясь, не полной кафоличности - и нашей личности, и нашей домашней церкви, и нашей семьи; тогда легко угадывается, насколько я обрел внутреннюю кафоличность, соборность внутри себя, насколько я ее проявил в общении с окружающими в ближайшем окружении, и что мне делать дальше, и почему потом в группе и в общении недостаток кафоличности, соборности, взаимопонимания, любви и всего остального… Не говоря потом уж об обществе, потому что это все концентрическими кругами идет у нас дальше и дальше. «Верую в соборную, т.е. кафоличную Церковь» - я, один верую, от первого лица, а где же «мы»? Митрополит Филарет Дроздов в своем катехизисе Православной Церкви сказал, что мы должны веру отцов, соборную веру, сделать своей личной верой, если мы этого не сделаем, не будет нам в том никакой пользы - что отцы верили, деды верили, соборы постановляли, а мы это не усвоили, и что это тогда нам дает? Это вера моей бабушки, это вера моего народа, а не моя личная вера. Нужно соединить «я» и «мы». Тогда получиться соборность, как целостность нашего индивидуального «я» и нашего «мы». Так вот, это осуществляется и в домашней семейной церкви, и в группе, и в общине, и в приходе, и когда это проявляется в тебе, в семье, в группе и в общине, тогда это проявляется и в обществе, и в государстве.

22 января в Украине государственный праздник – «День соборности». Что мы празднуем? Как мы это понимаем? Что мы в это время чувствуем? Что мы собрали Украину, и что сами в этом соборе делаем, украинском? Что представляем? Наверное, мы не очень выводим себя на осознание, а надо было б, потому что идея соборности как полноты и цельности, как взаимодополнительности, согласия и гармонии – это идея совершенства, это идея совершенного общества, совершенного государства. Об этом мечтало любое общество и любое государство, в том числе, и украинское. Поэтому, в ХІХ веке, в Киевском университете, когда возникло Кирилло-Мефодиевское Товарищество, куда входили и Костомаров и Шевченко, они написали интересный документик, программный, он назывался «Книга бытия украинского народа». Лучшие представители выразили, что понятие соборности является ядром и основным центром украинской идеи. Мы сегодня говорим: какое наше мировоззрение, какая наша жизненная позиция, есть ли у нас что-то подобное американской мечте или русской идее? А в чем же украинская идея? Костомаров и Шевченко считали, что соборность – это ядро украинской идеи. Вы знаете, лучшие представители культуры вообще, они чувствовали это в себе и пророчески проявляли это. Когда Шевченко сказал, что он обращается со своей поэзией и ее предназначает «і мертвим, і живим, і ненародженим», то он тем самым выявил не просто пространственную неограниченность Церкви, но и временную - он ее протянул до вечности на все поколения, потому что верующие, уже умершие, составляют Церковь невидимую, вселенскую, повсеместную, кафолическую. Люди, которые живут сегодня и имеют в себе целостное вселенское сознание, открытые ко всем, сегодня ее тоже составляют; а  еще  «ненароджені» - будущее поколение, тоже, если усвоят такую же открытость, будут принадлежать к этой же Церкви. В нее входит и прошлое, и настоящее, и будущее, потому что кафоличность – это качественное свойство вечности, а прошлое и настоящее, и будущее – это свойство времени, а Бог в вечности, и Он из вечности эти свойства и качества проецирует на нашу временную жизнь и события. Мы произносим эти слова, читаем и поем, но глубоко ли мы понимаем смысл этих слов и понятий? Сами раскрываемся ли навстречу повсеместности и повсевременности, и, в итоге, сверхвременности для вечности?  Это понятие надо осмыслить.

-----

И последняя, богословская часть нашей телепрограммы.

Бог открывает Себя человеку. Вопрос - зачем? Ну, если вот тут преследовать некую разумную цель и ставить вопрос: а для чего оно Ему надо? - то, опять же, можно рассуждать в терминах, скажем так, онтологических. «Цель», «необходимость», «причина». В западном богословии в свое время было разработано достаточно подробно: по какой причине Бог Себя открывает, и может ли Бог Себя не открывать, и так далее.

И вот эти все вопросы требуют однозначных ответов. Дело в том, что, с одной стороны, Откровение нельзя Богу навязать. То есть мы не имеем права рассуждать о Боге, как о Существе, пусть высшем, но которому некуда деваться – мол, все равно рано или поздно с Ним должно было произойти то, что произошло. Тогда получается, что мы лучше Господа Бога знаем, как Он устроен, и как Он действует.

Но если Бог делает Свое дело не по необходимости, тогда значит, что - по свободе. Но по какой свободе? Спонтанной, ничем недетерминированной?

Это будет тоже неадекватно. Потому что от такого понимания свободы Бога, вообще говоря, разит холодком. Сие будет означать ровно то, что Бог вообще творит все, что Ему вздумается. То есть: захочу – так, а завтра будет все иначе. Дескать, Бог настолько свободен в Своих действиях, что принципиально непредсказуем. Что, с одной стороны, и правильно. Но с другой стороны, это так же явная крайность. Поэтому, когда мы говорим о Боге, мы вынуждены все время иметь дело с этим парадоксом необходимости и свободы. Мы не в состоянии рассуждать о Боге ни в терминах одной только необходимости, ни в терминах одной только свободы. Мы, конечно, можем спрятаться за этакий советский прием и говорить о диалектике «необходимости и свободы», но это, вообще говоря, просто пустое место. Потому что ни одна собака на белом свете не знает, что бы это означало. Даже богословская собака. Поэтому о Боге мы вынуждены здесь говорить парадоксальные вещи – что Бог не может Себя не открывать людям, но, ориентируясь исключительно опять же на то, что Бог есть Любовь. Но и также мы вынуждены, возможно даже, в каком-то смысле опираясь на свой жизненный опыт, говорить о Боге, Который, по-видимости, может и не соответствовать Своему Откровению. Но только по кажущейся видимости - по существу это невозможно. Ну, опять же, это такая хлесткая фраза: «Бог не может не соответствовать тому, что Он Сам о Себе открывает».

Почему это, не может? Аргумент, опять же, будет очень специфический. Не потому, что Бог как-то стеснен в Своих действиях. А потому, что есть какая-то странная логика любви. Которая, например, включает в себя жертву, но не допускает никакого предательства. Которая включает в себя верность до конца, даже до смерти, - но совершенно исключает отступничество. Хотя мы говорим, в общем, довольно странные вещи – о логике любви! Ну, какая у любви, пардон, логика?

Но есть вещи, тем не менее, совершенно неотъемлемые. И если о них не говорить, это будет означать построение бесплодных гипотез о том, что собою представляет любовь Божья. То есть это выглядело бы так: а, может быть, Богу доступна двойственность, совмещение? Все может быть, но это бессмысленно. Потому что на любое «может быть», всегда есть оговорка - а может и не быть. Поэтому Богооткровение и Богопознание исключают такие позиции: «может быть» как позицию. Как вопрос – да. Когда Бог кажется нам нелюбящим - «может быть», Он хочет этим проявить большую любовь, чем мы себе можем это представить. Но чистое «может быть», в пустоту уходящее, сказанное не как форма поиска, а форма отговорки: «А почем ты знаешь, может быть, это иначе», - в таком случае это «может быть» совершенно бесплодно. То есть, если Божья любовь, может быть, каким-то замысловатым образом скрещивает любовь и неверность, то это «может быть», конечно, имеет право на существование, - ну откуда кто знает, что там у Господа Бога возможно, а что нет - но, тем не менее, в рамках такого «может быть» религиозному человеку существовать совершенно нереально. Когда человек задает вопросы такого характера в форме гипотез, он вынужден себя поставить как бы за черту,  отделяющую тех, кто с Богом пребывает, от тех, кто Его только ищет.

Поэтому, рабочим ответом на вопрос: почему Бог открывает Себя человеку, может быть только один ответ: по своей благости, доброте, любви, заботе о людях. Человек нуждается в Боге, и Бог отвечает на эту нужду по своей любви, потому что Бог есть Любовь. А если бы Всевышний не призрел на человека и оставил бы его на произвол судьбы – да Он оставался бы Всевышним, но тогда не был бы Тем, Кем Он есть – Любящим Отцом нашим Небесным.