Извечный вопрос: что необходимо для того, чтобы наследовать жизнь вечную – об этом спрашивал Иисуса Христа некий юноша и Господь ответил ему: «Исполняй Заповеди и жив будешь». Но как совместить эти слова Христа с другими Новозаветными текстами, из которых вытекает необходимость для спасения  именно веры во Христа? Отвечает на этот вопрос святейший владыка Кирилл Гундяев.

Кирилл Гундяев:

- Да, действительно, Господь говорит так: «Кто веру имеет и крестится, тот спасен будет, а кто веры не имеет – тот будет осужден». То есть вера является непременным условием спасения. Вера замыкает цепь, соединяющую человека с Богом. Ну, а что дальше? Ну, вот замкнулась эта цепь, человек чувствует связь с Богом, он чувствует присутствие Бога в своей жизни. Ну, а что дальше? Но а если дальше человек, сознавая, что Бог существует, что Он рядом с ним живет так, как будто Бога нет – происходит следующее – цепь разрушается. И оказывается, что веры, которая связана с интеллектуальным принятием идеи Божьего бытия, не достаточно для спасения человеческой жизни. Больше того, такой веры даже не достаточно для того, чтобы сохранять постоянно связь между Богом и человеком. Все это помогает нам понять, что же есть подлинная вера? Что же есть спасающая вера? Рациональное, интеллектуальное признание факта существования Бога человека не спасает. Больше того, рациональное принятие факта Божественного существования даже не устанавливает религиозной связи между человеком и Богом. Я могу привести множество примеров, как люди в философском плане допускающие бытие Божье, живут так, как будто никакого Бога и нет. Да не надо ни на кого пальцем показывать - это очень распространенное явление в нашей жизни. Спросите у человека – «Вы верите в Бога?» - ответ: «Да, конечно». А дальше что? А дальше - ничего. Умственное восприятие идеи Бога, согласие с этой идеей еще не означает, что человек живет религиозной жизнью. Я сейчас скажу, может, удивительные слова – часто сами верующие люди, о которых сейчас идет речь, не сознают, что, будучи верующими, они являются людьми нерелигиозными. Я допускаю, что даже среди духовенства могут быть такие люди. Совершает батюшка богослужение, он привык к этому, он верит в то, что Господь есть, а живет так, как будто Бога нет, уповает только на свои силы, на знакомства, на какую-то систему власти, которая помогает ему решать те или иные задачи… Ну, а что уж говорить о простых верующих людях? Таких очень много, которые рационально веру как бы принимают, Бога рационально принимают, а живут нерелигиозной жизнью. Вот когда вера становится жизнью, когда вера реализуется не только на уровне сознания, а на уровне всего человеческого бытия, вот тогда прочная связь устанавливается между Богом и человеком. Но ведь такой человек не может жить во грехе - даже согрешая, он живет как бы пред лицом Божьим. Вот так говорили про ветхозаветных пророков. Библия про них говорит, что они «ходили пред лицом Божьим», то есть человек постоянно сознает себя как бы на фоне Божьего присутствия, он судит себя постоянно, свои мысли, свои дела, свои поступки с точки зрения Божественной правды. Он проверяет свои мысли, сверяет свои мысли со словами Божьими, и тогда поневоле такой человек корректирует и свои мысли, и свое поведение, старается жить в соответствии с Божьими законами, а если уж когда-то и нарушает закон, то кается, приносит покаяние, сознавая, что грех также разрывает цепь между Богом и человеком. Итак, вера есть непременное условие спасения, но не интеллектуальная только вера, не вера на уровне сознания, не вера на уровне  философии, не рациональное согласие с идеей Божественного бытия, а вера как образ жизни, вера как живая связь или как сила, соединяющая человека с Богом. Тогда образ жизни у человека становится религиозным, когда человек не может жить, как безбожник, для него это просто становится невозможным.

Еще есть такой вопрос: «Почему человек не слышит Бога?» Отвечает отец Яков Кротов.

Яков Кротов:

- Вообще, мне кажется важней, что человек Бога не видит, хотя Библия говорит о том, что Бог является. Библия не говорит, что Бог слышен, между прочим - обычно мы говорим «Богоявление», то есть то, что перед глазами, а не то, что перед ушами - по той же простой причине, по которой говорится, что «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». По этой причине вы смотрите телевизор, а не слушаете радио, потому что то, что я говорю - можно слова напечатать и их читать. Можно передать по радио, по интернету звук, а все-таки, когда вы смотрите, вы видите 90%, и вы оцениваете услышанное полностью, потому что видите. Видит ли человек Бога? Да! Слышит ли человек Бога? Да! Как же это соединить с основным догматом веры, что «Бог невидим, неслышим, непознаваем, неописуем»? А вот как - дело в том, что слышать можно по-разному. Например, мы идем по улице, мы разговариваем с другом, а по улице в этот момент может катиться вал автомобилей - грохот, смрад, невозможно, но если мы живем в этом городе давно - с детства, то у нас слух вычитает этот грохот в 60 дцб, у него фильтр, который работает, словно гребешком, оставляет вот эти 10-20 дцб речи моего друга, и мы можем идти и говорить о Боге, о любви, о политике, слышим дуг друга, погружены в беседу, и у нас над ухом может закричать человек, а мы не услышим. Точно также и с виденьем Бога, мы видим вычитание, мы говорим «Бог не то, не то, Он - не отец, не врач, не дверь…». Вот когда мы все вычтем - мы вдруг видим Бога. В конце концов, так мы видим и любимого человека, потому что, вы понимаете, вот мы прожили с любимым человеком несколько десятилетий, он изменился? – Изменился. Мы видим любимого человека - каким? Какой он сейчас, или какой он был 40 лет назад? Или мы вообще его не видим? Если мы его не видим, если мы видим только оболочку, если мы глядим сквозь жену, сквозь мужа, и видим только чашку кофе, кровать и носки, все - любви нет. Если мы любим – мы видим его и сегодняшнего, и позавчерашнего, и какой он был 40 лет назад, и видим сквозь него, мы вычитаем морщины, мы вычитаем недостатки, мы вычитаем ссоры,  которые были за эти 40 лет, и мы видим тогда настоящего человека, которого любим. Мы вычитаем, но не уничтожаем это остается. Вот это удивительная способность человека – сотворческая – видеть, и в тоже время не замечать, прощать - это часть любви, и это часть любви к Богу. Слышим ли мы Бога? Да. Мы слышим Бога в тот момент, когда мы вычитаем суету, ненависть, грех, все то, что мешает слышать даже другого человека, потом надо вычесть всю религию, вычесть все догматы, все молитвы - для этого их, кстати, нужно прочесть, - и вот когда мы все это вычтем, мы начинаем слышать Его, мы начинаем слышать Великую Тишину. Бог безобразен, говорит Богословие, можно ударение поставить и сказать - безобразен, но безобразен - это когда образ есть, но уродлив, - Бог красив именно потому, что у Него нет образа, кроме человека. Вот это вычитание - это часть молитвы. Более того, а мы себя слышим, мы себя видим? Я думаю, только тогда, когда мы себя тоже вычитаем, когда мы каемся, когда мы просим прощение у Бога и у людей за то, что мы не такие, какими должны быть, и тогда мы начинаем слышать настоящих себя. Известно, что человек, который услышав себя впервые - свой голос на магнитофоне, в записях, по радио - ему кажется это ужасно противным, потому, что мы обычно слышим себя внутренним ухом, а потом уж внешним, а других людей мы слышим только внешним ухом, а внутреннее не участвует. И вдруг мы слышим свой голос, как чужой. Так вот, слышать Бога означает начать слышать мир и других людей тоже - не внешним ухом, а внутренним, оно есть. Вот тогда все становиться на свои места, и мы начинаем понимать цену молитве, потому что все-таки вопрос не в том, слышим ли мы Бога, а есть ли нам что сказать Богу, чтобы Он постарался нас услышать. Вот наши молитвы это то, что мы хотели бы, чтобы Бог слышал, или это просто вопль души? Но это другой вопрос. 

Профессор Московской Духовной академии Осипов Алексей Ильич рассуждает о Боге:

- Всечеловеческий опыт, я подчеркиваю, всечеловеческий опыт свидетельствует о том, что Бог есть. Все народы всю историю, независимо от того, где они жили, как они веровали, все они говорили, в конце концов, об одном – есть вот Он – Тот - правда понимали Его по-разному - как одного Бога, как множество богов, как скрытого Бога, как явного Бога, - но это уже другой вопрос. Но все говорили - религиозный опыт всех народов и всех времен решительно говорит о Нем. О ком - «о Нем»? О ком? Нас спрашивают, скажите! Как описать, когда у человека радость? У одного радость - одним образом, у другого, наверное, другим, и у одного человека она, бывает, проявляется по-разному. Можно ли передать это достаточно ясно словами? Нет, конечно! И вообще мы мало что можем передать словами. Мир один, а сколько теорий по поводу этого мира - что он из себя представляет! Сколько моделей Вселенной? Много. Так вот и здесь мы сталкиваемся с тем же самым явлением, что Бог есть, это переживается, пережито и будет переживаться в опыте бесконечного множества людей. Но как только мы захотим это свое переживание, реальное переживание выразить вовне, т.е. попытаться описать Того, Кто прикасается к душе человеческой, что оно дает мне - человеку, как я переживаю это сообщение с Ним, как не хватает языка передачи! Мы действительно оказываемся в очень затруднительном положении. Трудно. Трудно описать Бога. Действительно, невозможно описать. Можно сказать так – никакое описание не верно; могут сказать иначе – почти каждое описание говорит что-то правильное о Боге - и то, и другое, сразу вместе. Часто задают вопрос – как же это Бог один, а религий множество? В том-то и вся суть, что Бог-то один, но переживается этот Бог весьма различным образом, и попытка выразить Его – Бога - в своем языке, в своем, если хотите, культурном контексте - если где развита философия, то на уровне философских понятий мы видим различные выражения Того же самого Бога. Более того, мы касаемся и более серьезного вопроса, ведь переживание Бога может иметь различную и степень, и ясность, и силу. От совершено небольшого ощущения Его, до, если хотите, до чуть ли не  непосредственного созерцания Бога. Сила его очень различна. «Ина слава солнца, ина слава луне, ина слава звездам, и звезда от звезды разнствует во славе», - помните у Апостола? Так и здесь. Переживание Бога может иметь различную  силу, и мы соприкасаемся здесь как раз с этим фактом. Помните у Гоголя, когда Чичиков подъезжал к деревне, в которой Плюшкин был хозяином? Очень любопытный эпизод. Подъезжает, смотрит: странное существо на окраине деревни, и Чичиков долго ломал голову: «ай, баба, ай, мужик» - ну никак не мог понять! Уже, когда он подъехал близко и когда поздоровался с ним, заговорил, тогда он понял, кто это. Так и в отношении Бога - Его понимание может начинаться от очень большой неопределенности, как чего-то такого, как часто вы слышите, люди говорят: «Я верю, что-то есть», начинается от такого ощущения Бога до тех степеней, когда люди могут сказать со всей убежденностью, ясностью, что они действительно пережили Бога, который есть, и уже здесь начинаются более правильные, более точные формулировки или, по крайней мере, попытки формулировок, более уточняющиеся и более ясные попытки передачи того, кто Он есть. Есть, оказывается, очень разные дистанции, с которых видится Бог душой человеческой. Так вот, отвечая на вопрос о том, Кто есть Бог, который задают нам, и на который мы должны ответить, мы, по-видимому, должны сказать, что это - реальность духовного порядка. И как нам трудно ответить на вопрос, что есть ум человеческий - изобразите его, покажите его, что мы ответим, действительно, на этот вопрос? Мы говорим: посмотрите, как он проявляется, и по его следствиям можете увидеть - этот ум умный или глупый. Что есть ум? Что есть личность? Это вещи, о которых мы можем говорить много, и ничего не сказать, так и Бог есть реальность духовного порядка, Который требует для своего познания, опознания соответствующего духовного устроения человека.  Соответствующего. Почему св. Исаак Сирин говорил, что молчание есть тайна будущего века, а слова суть орудие этого мира? Правильно! Вы знаете, что «исихазм» - это термин, который, как вам известно, особенно прилагался к подвижникам, находящимся на глубоком уже духовном уровне развития. Исихазм означает молчание, «исихия» – значит молчание. В глубоком молчании, которое проистекает из мира души, а сам мир души проистекает из борьбы со страстями и победы над ними, не просто в молчании, а в молчании той души, в которой молчат все страсти, побеждены страсти, в этом молчании познается Бог.

-----

И последняя, богословская часть нашей телепрограммы.

Завершая наш разговор о реформации 16-го столетия, какой важнейший вывод нам следует сделать из всей этой истории?

Ну, во-первых, необходимо отметить, что история эта творилась очень незаурядными людьми – Лютером, Кальвином Цвингли – всё это экстраординарные личности. Но, что не менее важно, их незаурядность в конечном итоге обернулась, во многом, последствиями скорее разрушительными.

Ну, когда дело доходит до Свидетелей Иеговы и мормонов – это уже может восприниматься как исторический анекдот, правда, со слезами на глазах. Причем, секта Иеговистов - это самая быстро растущая по численности структура, то есть организация, которая пытается конкурировать с христианством. И что немаловажно, растет эта секта за счет явных диктаторских усилий, подернутых очевидным духом тоталитаризма. Только вот тоталитаризм Кальвина, он все же был, если так можно сказать, христианским, пусть и в худшем смысле этого слова, то Иеговистский тоталитаризм к христианству уже никаким боком не касается.

Особенно в Америке Иеговизм разросся уже до катастрофического масштаба. И не только иеговизм. Когда там какой-нибудь очередной проповедник в 121-й раз объявляет о существовании подлинного Откровения, там уже, конечно, ни лютеранские, ни кальвинистские принципы не обсуждаются, они механически воспроизводятся. И все выражается в следующем: слушайте меня, я пророк, а кто меня не слушает, тот не спасется. В Штатах все это уже вот так запросто, без стеснения. Чисто тоталитарные сообщества, иногда небольшие, нередко – очень резко эсхатологически окрашенные, иногда – массово кончающие самоубийством… ну и прочее. Нередко замешанные на разврате под предводительством своего гуру – ну, и прочее подобное там бывает. Есть и радикально-аскетические секты. Но дело на самом деле не в окраске той или иной секты. Важно, что в них царит вот этот дух власти над людьми – он овладевает каким-нибудь таким человеком, и  крайне трудно этому противостоять.

Неслучайно в начале 20 века, в 1909 году, была произведена попытка со стороны умеренных протестантов как-то сохранить себя от распада. В ходе межконфессиональных встреч и переговоров были провозглашены некие универсальные вероучительные принципы, которые позволили бы отличить христиан от нехристиан – это знаменитый свод положений, который называется «Фундаментальное Основание христианства», представляющий собою некий символ веры – мол, если ты веришь в то, сё, это, значит, ты еще христианин. Но, если ты одно исповедуешь, а другое отрицаешь, значит, все – ты уже не христианин. Ну вот, например, те, которые не исповедуют Троичность Единого Бога – христианами уже не являются. Документ составили, подписали… но это ровным счетом никакого толку не дало. Секты, как появлялись до подписания, так и после. Пришли новые гуру и провозгласили, что фундаментальное – это не то, что написано в «Основании…», а то, что мы думаем…

Так вот, значит, общий принцип такой. Всякое противопоставление, всякая попытка создать свое в ущерб неправильному бывшему, пусть трижды неправильному, загнившему, зашедшему в тупик, - всегда оборачивается тем, что это новое будет делиться, дробиться, и никогда не соберешь уже ничего воедино. То, что в традиционной Церкви тлеет, то, что там чревато распадом – здесь уже распадается явно. Вот такой общий вывод.

И в этом смысле из Реформации надо раз и навсегда вынести для себя урок, который, к сожалению, представители традиционных Реформатских церквей сделали очень поздно. Что Церковь нельзя взять и переустроить по принципу: «это убираем, это оставляем, это перекраиваем, потому что так написано». Что обновление церковной жизни – это очень непростое дело, которое должно выявить или, по крайней мере, собою являть восстановление целостности, которая сама по себе способствует устранению фрагментарности, заполнению пустот и так далее. А не просто механических отмен и перемен. Да, искажения исправлять надо. Но для того, чтобы устранять искажения и не выплескивать вместе с водой и ребенка, - для этого надо чувствовать вот эту исходную полноту. Надо сказать, что, судя по всему, западный христианский мир в этом смысле не сумел на то время вот к этой полноте приникнуть.

Наша эпоха и образ существования Московской Патриархии, а отчасти и Киевской, дает достаточно оснований для антиклерикальных тенденций ну вряд ли меньше, чем во времена 15-го или 16-го века. Ну, разве что, без таких жутких монстров, как Александр 6-й Борджиа… да, он воспринимается как монстр. Другое дело, что сама эпоха порождает своих монстров, они не растут на пустом месте. Безусловно, в 21-м веке, при всем, зачастую маразме церковной иерархической структуры, такого, Слава Богу, нет и, тем не менее...

Вот о. Сергий Булгаков в свое время разразился очень адекватной, с моей точки зрения, фразой: что наши иерархи – это неизбежное зло в Церкви. Зло, но – неизбежное. Можно акцентировать на том, что это зло, а можно на том, что это все-таки неизбежно. В том смысле, что нельзя взять всё и отменить, устроить геноцид епископам, перерезать всех на архиерейском соборе. Что мы, хуже крестоносцев, что ли? Покаемся потом как-нибудь, это же во имя Христа… Или усыпить все начальство. Или ничего такого кровожадного не делать, а просто заставить отречься. Уплатить чего им там надо, какую-нибудь пожизненную пенсию, чтобы заткнулись, а новых - чтобы не было. И что будет? Ничего не будет, в смысле ничего хорошего. Будет еще один насильственный акт в истории Церкви, который не просто не приведет ни к чему хорошему, а создаст новый прецедент действия зла в исторической церкви. Протестантизм в этом смысле представляет собою очень богатый урок, который, правда, для себя еще надо извлекать, чтобы не становиться пленниками подобных представлений. Правда, этот урок и позитивный тоже – что, вообще-то говоря, если чего-то не сделать церковно, оно сделается нецерковно, и это будет плохо. Не обязательно грянет новая Реформация, а просто многие ткани омертвеют, но это будет означать ровно то же самое, по большому счету. Уже, конечно, не будет ни Тридцатилетней войны, ни колоссальных жертв с обеих сторон, ни костров, ничего этого не будет. Ни мордобоя, даже - вообще ничего. А будет медленное угасание, а это ни что иное, как результат неделания в ситуации, когда делать надо.

Ну, вот на этом, пожалуй, мы и завершим наш цикл телебесед относительно основных вех истории и особенностей богословия Западной Церкви. Всего доброго.