Есть такое заблуждение, которое присуще многим людям – и верующим и неверующим. Дескать, если ты атеист, значит, обязан принимать эволюционную теорию Дарвина, а если христианин – значит, ты с пеной у рта должен бранить покойного Чарльза и исповедовать креационизм. О том, насколько это неверно, объясняет Святейший Владыка Кирилл Гундяев.

- Кирилл Гундяев:

- Ну, напомню о том, что креационизм это учение, которое буквально воспринимает слова Священного Писания относительно творения человека, мира, и исключает идею эволюции. Вот как бы две точки зрения: что мир возник эволюционным путем, и сегодня большинство ученых разделяют эволюционный подход к творению, и иная точка зрения, которая предполагает отсутствие всякой эволюции, а творение понимает как одномоментный акт, как действие Божье, одномоментное действие Божье, а не протяженное во времени, в результате которого мир стал таким, каким он есть сейчас. И та, и иная точка зрения апеллирует научными доводами. Сторонники этих точек зрения не согласны друг с другом. Так было и более ста лет назад, когда стала развиваться и восприниматься научными кругами и общественностью идея Дарвина, то же самое имеет место и сейчас. Как в то время были попытки - и в силе - попытки втянуть церковь в дебаты, научные дебаты, так и сейчас имеют место такие попытки. Нас постоянно спрашивают, как вы относитесь к эволюции, как вы относитесь к креационизму? А почему церковь об этом спрашивают, разве дело церкви давать оценку научным теориям? Научные теории или гипотезы воспринимаются настолько, насколько убедительны аргументы, насколько аргументы в пользу той или иной теории являются объективными, насколько они соответствуют истине. Глубочайшей ошибкой является попытка втянуть церковь в такую дискуссию, а затем, оперевшись на церковный авторитет, сказать, что церковь поддерживает одну научную гипотезу против другой научной гипотезы. Ведь именно это привело к инквизиции на Западе, когда Католическая Церковь, отождествив себя с одной из существовавших в то время научных гипотез, обрушила свой гнев и свои прещения на тех ученых, кто бросил вызов существовавшим в то время научным представлениям. Конечно, инквизиция имела место и до этого спора - между Католической Церковью и наукой, но в массовом сознании инквизиция связывается с делом Джордано Бруно, с делом других ученых, которые подвергались прещениям со стороны Католической Церкви, и до сих пор люди, критикующие церковь и критикующие христианство, вспоминают с завидным постоянством всю эту историю с западной инквизицией, чтобы обличить церковь в обскурантизме, в несоответствии церковных взглядов научным взглядам и так далее. В чем была ошибка Католической Церкви? Ошибка заключается в том, что церковь не имеет права включать в свое вероучение научную гипотезу, а именно так оно и было. Авторитетом церкви на западе была освящена птолемеевская идея о том, что в центре вселенной - Земля. И когда Коперник, католический, кстати, священник-ученый показал, что в центре, ну, по крайней мере, нашей системы, не Земля, а Солнце, и что Земля вращается вокруг Солнца, то это было воспринято не просто как появление новой научной точки зрения, новой гипотезы или теории, а как некий вызов церковному учению, как ересь. Именно поэтому и включилась инквизиция в рассмотрение этой проблемы, потому что в задаче инквизиции была защита вероучения. Вот они и стали защищать вероучение, в том числе и возводя людей на костер. Вот то, что нам сегодня предлагают, очень напоминает тот средневековый конфликт между церковью и наукой на Западе. Но у Православной Церкви, к счастью, никогда не было инквизиции, потому что Православная Церковь никогда не включала в корпус своего вероучения ту или иную научную гипотезу, и сегодня включать не будет. Мы только настаиваем на том, чтобы людям, особенно школьникам, студентам давались разные, альтернативные точки зрения, в том числе и на творение. Есть эволюционная гипотеза, а есть гипотеза креационизма, и студенты, учащиеся должны воспитываться в некой способности критически воспринимать и одно, и другое, и делать выбор в пользу того учения, той гипотезы, той теории, которая им представляется более убедительной, а церковь в это втягивать не следует. Главной религиозной истиной, которая содержится в первых главах книги Бытия, повествующих о творении, является религиозная, а не научная идея о том, что Бог создал мир, что Бог создал мир из ничего силой Своей энергии, силой Своей благодати, и вот это утверждение является религиозно-фундаментальным. Для религии не может быть иной теории; если человек не разделяет догматы о том, что Бог есть Творец вселенной, он перестает быть верующим человеком, перестает быть религиозным человеком. И дай Бог, чтобы ученые люди, современные люди, вне зависимости от их научного выбора, оставались глубоко верующими людьми, потому что поддержка и одной, и другой гипотезы, одной и другой теории, а, может быть, третьей и четвертой, никак не противоречит фундаментальному религиозному принципу, свидетельствующему о том, что Бог есть Творец вселенной. Потому, что этот догмат и этот принцип человек воспринимает силой своей веры. И мы знаем, как много ученых, в том числе и разделяющих эволюционные взгляды на творение, включая и самого Дарвина, были и являются верующими. Как мы знаем, что верующие люди склонны разделять теорию креационизма. Пусть каждый выбирает то, что соответствует его взглядам, убеждению, уровню его образования и многим другим, таким, как бы внешним, культурным факторам. 

Рассуждая на разные исторические и богословские темы, мы периодически вновь и вновь возвращаемся на самые первые страницы Библии, где помещено  сказание-притча о грехопадении Адама и Евы. Размышляет на эту тему о.Андрей Кураев.

Андрей Кураев:

- Сегодня мы будем подсматривать через замочную скважину, и тема сегодняшних размышлений – в чем грех Адама? Для этого надо внимательно посмотреть на библейский текст, испробовать по нескольким заповедям, которые получил Адам, каким видел его Господь, к чему предназначал. Обычно говорят, что Адам и Ева получили одну заповедь – не вкушать от древа познания, вот ее, дескать, и нарушили. На самом деле, заповедей было больше, и первая из них была заповедь умножения жизни: плодитесь и размножайтесь и наполняйте землю. Вот то повеление, которое Бог дал людям прежде всего, и, надо заметить, что наличие такого повеления означает, что не умен тот антихристианский аргумент, который отождествляет грех Адама и Евы с сексуальной жизнью, и затем торжествующе спрашивает, вытаскивая палец не-то из носа, не-то еще откуда-то: а как бы размножались люди, если б не согрешили-то? Размножались бы. И грех Адама и Евы не имеет никакого отношения к половой жизни человека, к семейной его жизни. Не в этой области произошел грех. Вторая заповедь, которую получает Адам - это заповедь возделывания земли, заповедь труда: в поте лица твоего будешь возделывать землю, там еще даже пота нету, а просто - возделывай ее. Господь вводит человека в Эдемский сад и говорит: храни ее и возделывай ее. Вот здесь есть трудность в еврейском тексте Священного Писания. Дело в том, что в еврейском языке, как и в русском языке, слово «сад» - «гоном» - мужского рода, а тем не менее, повеление Божье говорит о женском лице, о женском роде: «храни ее» и «возделывай ее». Вот с одной стороны, действительно, ближайшее существительное женского рода, которое выше по тексту находится, оказывается «земля» - «храни землю» и «возделывай землю». С другой стороны, раввины полагают, что речь идет о Торе, о Слове Божьем, о заповедях и о жене, которой, правда еще нет, ее дарование предстоит впереди. Стоит заметить, что Адам создан вне Эдемского сада, и он вводится потом туда. Это важное замечание, потому что святые отцы, описывая жизнь человека в Эдемском саду, в Райском саду, говорят, что там не было боли, не было скорби и так далее. Но, однако же, не надо эти описания автоматически переносить на обстоятельства антропогенеза, тот  мир, в котором человек возник. То есть изначально человек был изолирован от мира своего происхождения и помещен в некое ограниченное пространство. Этот эдемский сад имел свои границы, он не заполнял собою всю землю. Итак, заповедь труда дается человеку. В этом труде человек должен пройти большой путь. В начале библейского рассказа о создании человека есть такая подробность: и сказал Бог – создадим человека по образу Нашему и подобию Нашему. Однако, в следующей фразе Библии слово «подобие» отсутствует - «и создал Бог человека по образу Своему». И вот, начиная со второй линии - святого Иринея Лионского, со второго столетия - христианская мысль различает эти два понятия – образ Бога и подобие Бога. Образ Бога - это те таланты, которые Господь дал человеку, то, что отличает нас и от животных, и от ангелов - способность к творчеству, прежде всего, личностный характер нашего бытия, свобода, способность к речи, к разумной мысли, к любви. Вот это Богообразные черты человека. Но, к сожалению, все эти черты человек может использовать во зло – мы можем творить беззакония, продумывать преступления, своим словом мы можем не создавать, а убивать. И вот если человек все свои таланты направляет только к добру, тогда он достигает подобия Божьего, становится преподобным. Итак – то, что мы образ Божий, это дано нам, а мы должны стать подобием Бога в ходе нашей жизни. Вот поэтому и дается заповедь труда. Есть нечто, что человеку нельзя подарить: самого себя, человек должен уметь произрастить себя, понудить к труду свою душу, чтобы себя самого изменить в этом подвиге. Мы знаем по своей жизни, когда все дарится и не достигается трудом, то эти дары оказываются зачастую разрушительными и смертельными, а отнюдь не радостными. Итак, заповедь труда – это вторая из заповедей, которую получает Адам и, опять же замечу, в советской пропаганде – антицерковной – утверждалось, что, согласно христианству, труд это проклятие. Вот мы-то строим общество труда, а вот Церковь – антисоветский институт, потому что, дескать, труд считает наказанием за грехопадение. Это неправда. Церковь считает труд призванием человека. А вот тяжкий труд Церковь действительно уже считает наказанием. Такой труд, который способен расчеловечить человека. Труд, который растирает человека своими жерновами и не позволяет ему вздохнуть. В 4-м веке св. Кирилл Иерусалимский так пояснял, зачем Господь дал людям субботу. Суббота дана людям, для того, чтобы хотя бы в этот день рабы могли бы отдыхать от произвола своих господ. Заповедь труда дается до грехопадения, а после грехопадения она будет усложнена потом и скорбью. Третья заповедь, которая дается человеку, это заповедь познания: нареки имена животным. Для архаичного сознания имя и сущность это одно и то же. Даже в латинском языке была поговорка: «Nomino est numino» - имена это знамения, знаки, предзнаменования. Для древнешумерской цивилизации, для древнеегипетской знание имени предполагает знание вещи, власть над этой вещью. Ну, например, в Египте был такой миф. Однажды Изида поругалась с богом Ра и решила сделать ему гадость – сделала какую-то ужасную ядовитую змею, и пустила эту змею ползать по тем полям, где имел обыкновение прогуливаться Ра. И когда Ра был на прогулке, эта змея укусила его в пятку. Нога распухла. Но это был укус не обычной змеи, а заговоренной, поэтому на бога подействовал. И вот Ра пытается снять с себя эту порчу, и не может, потому что, согласно поверьям колдунов, снять порчу может только тот колдун, который ее наслал. Ра мучается и ничего не может сделать. Тогда он начинает звать других богов на помощь. Те приходят, стараются, но ничего не получается. И тут Ра соображает: дело в Изиде. Зовет ее и говорит: сестренка, помоги избавиться от боли. Изида говорит: с радостью, с радостью, только ты знаешь, чтобы мое заклинание подействовало, назови мне свое подлинное имя. Ра понимает, что если он скажет Изиде свое подлинное имя, то у Изиды появится власть над ним. И поэтому Ра называет ей другое имя. Изида говорит: нет, ты мне не свое имя назвал, называй свое. Долго идет торг, но тут Ра понимает, насколько же были правы братья Стругацкие, сказавшие, что трудно быть богом – понятно, что трудно, потому что у человека в такой ситуации есть надежда – поболею-поболею, ну и помру, в конце концов, а боги, к сожалению, бессмертные, и поэтому с этой пяткой больной ковылять по вечности!.. Ра сдается, называет свое настоящее имя, Изида произносит заклинание, боль проходит, но у Изиды действительно с той поры есть власть над Ра. Вот это чрезвычайно устойчивое представление в сознании религиозных людей. Вот, например, в Вятской области на севере России мне рассказывал батюшка такой случай. На приходе у этого священника был человек, где-то середины 20-х годов рождения. 20-ые годы были интересными в жизни Советского Союза – нечто похожее на современную Белоруссию – такая странная смесь и старого уклада православного, и советского. Вот у меня дома есть замечательный документ «Постановление Краснодарского краевого совета рабочих, солдатских и крестьянских и казачьих депутатов об объявлении праздничных дней в наступающем 1924 году». Линейка праздников была следующая: Рождество Христово, День Февральской революции, Пасха, 1-е Мая, Троица, День Парижской коммуны, Успение, Великий Октябрь. Ну и соответственно, в 20-е годы детей-то всех продолжали крестить. Ну вот покрестили ребенка с нормальным именем, а потом его еще и «звездили». И вот «позвездили» этого мальчика с именем Адольф – ну мода такая была тогда: давать детям коминтерновские экзотические иностранные имена. Ну, в 20-е годы он зовется по паспорту «Адольф» - и ничего. В 30-е годы с именем Адольф, как вы понимаете, стало жить неуютно, в 40-е – просто невозможно, в последующие – тоже. У него было нормальное имя христианское, но он никому, кроме батюшки, его никогда не называл. Почему? Потому что объяснял так: ежели мое крещеное имя узнают прихожанки-бабушки, они ж меня заживо отпоют! Из этого глубокого чувства братско-христианской любви он скрывал свое имя от своих сестер во Христе. Мало кто знает, что никакого царевича Димитрия в истории Русской Церкви не существовало. Царевич Димитрий Углический – последний Рюрикович на царском троне или около него– в крещении был Уар. У многих русских людей были крещальные тайные имена, которые не назывались. Так вот, тема – имя равняется сущность, а знание имени равняется власть - в Библии звучит разнообразно. Когда Моисей встречается с купиной неопалимой – куст, объятый огнем, горит, но не сгорает – он слышит из него голос Божий и спрашивает: как Твое имя? И в ответ слышит: Иегова. Это место очень любят свидетели Иеговы, но когда они к вам будут на улице приставать с вопросом: хотите ли вы узнать имя Бога, то вы им посоветуйте повнимательнее прочитать это место в Библии, там написано: «и воззвал Ангел из среды куста». Это отдельная и очень интересная тема – чье это имя. Но, тем не менее, само это имя очень интересное. «Иегова» - это отглагольное существительное. И соответственно, в качестве отглагольного существительного, оно несет в себе такую вневременную форму. Т.е. при раскладке всех форм, которые в нем есть, эта формула звучит так: «Я был Тем, Кем Я был, Я есть Тот, Кто Я есть, Я буду Тем, Кем Я буду». Моисей, согласно Книге Деяний апостольских – там замечательная фраза есть - был научен всей мудрости египетской. А мудрость египетская – это, прежде всего, мудрость магическая. Господь, понимая, что в сердце у Моисея – он египтянин еще – отказывается сообщить Свое имя. «Иегова» - это, прежде всего, отказ сообщить Свое имя. Я есть Тот, Кто Я есть – ты не понимаешь Меня, Моисей. Я могу явиться в любом облике и с любым именем. Я тебе подчиняться не буду, Я свободен. Ну и после этого отступления будет понятно, что происходит на первых страницах Библии: Господь дает повеление Адаму назвать имена животным. Кто в семье кому дает имена, - спрашивает Ефрем Сирин в 4-м веке, - старшие члены семьи дают имена младшим членам семьи, или наоборот – младшие старшим? Конечно, старшие нарекают имена младшим. Но тут вопрос, кто старший на нашей планете: жираф или Адам? Несомненно, жираф. Это даже не с точки зрения дарвинизма, а даже по библейскому рассказу. Так вот то, что Адам – человек – нарекает имена животным, это означает утверждение первенства Адама. Тут начинается чрезвычайно важная тема для всего библейского повествования – тема переходящего первенства: последние станут первыми, и первые станут последними – Евангельские слова. Адам – последыш Божественного творения, он последним появляется в бриллиантовой цепи Божественных созданий, и те не менее, он – первенец Божией любви. И поэтому право первородства должно быть у него. Эта тема потом будет звучать неоднократно. Скажем, Каин – первенец, Авель – последний сын, тем не менее, Авель благословлен и Сиф, а не Каин. Давид – младший из сыновей, Иосиф Прекрасный опять же – младший из сыновей. Но благословлены именно они. Да и о христианах апостол Петр говорит: вы некогда не народ, а теперь народ. Последние стали первыми. Итак, Адам последний, и он должен наречь имена животным для того, чтобы утвердить свое особое место в этом мире.   

-----

И последняя, богословская часть нашей телепрограммы.

Как мы говорили с Вами, у Лютера нет ни одной законченной доктрины. Ничего подобного наследию Кальвина от Лютера не осталось. Вот что от Лютера у нас есть? Большой катехизис, малый катехизис. Причем, они писались в разные времена, много чего там содержится, но это не есть нечто всеобъемлющее или исключающее какие бы то ни было толкования и вариации на эту тему. Тем более, что Лютер был современником других конгениальных деятелей – Габриэля Буцера, например, и в особенности Филиппа Мелангтона, который был соратником Мартина, однако, по некоторым вопросам придерживался иных взглядов. Мелангтон вообще был во всем более умеренным, чем Лютер.

А вот в кальвинизме ситуация иная. Кальвин, фактически, вот этим своим всеобъемлющим «Наставлением в вере» заявил претензию расставить все точки над «i». И в этом смысле, кальвинизм - тупиковый – там все сказано, причем, категорично и безапелляционно. Если бы кальвинизм завоевал всю Европу – это было бы весьма плачевно. Но, к счастью, эта проблематика предопределения к спасению, - она продолжала развиваться, как бы вопреки воле Кальвина, но вполне в русле идеи Лютера. Мартину важно было обозначить какие-то принципиальные вещи. Вот, что вера - есть не историческое состояние общества – некая мировоззренческая инерция – мол, деды верили и мы верим, а личное усилие каждого человека персонально. Лютер настаивает на том, что вера есть исключительно личное доверие Божественным обещаниям, на том, что именно эта личная вера присоединяет людей ко Христу, соединяет их со Христом. «Если вера, - писал Лютер, - не связывает вас со Христом, она является ничем, она не получает ничего от Христа, она не ощущает ни радости, ни любви Господней, ни любви к Иисусу. Да, это вера, связанная со Христом, но не вера во Христа». Вот какие ноты звучат у Мартина. «Вера, которая заслуживает именоваться христианской, - говорит Лютер, - сводится к следующему: вы безоговорочно верите, что Христос был Христом, то есть был таковым, не только для Петра и для святых, а для вас самих, причем для вас – более, чем для кого-либо другого». Вот таков пафос Лютера.

А дальше Мартин развивает мысль: «Вера – это не только уверенность в том, что нечто является истиной. Это готовность действовать по этой вере и полагаться на нее». Вера – это готовность действовать. Но тут действовать, поясняет Лютер, это не означает совершать добрые дела, это означает некую общую решимость. «Даже если моя вера слаба, - пишет Лютер, - я все равно имею то же сокровище и Того же Христа, что и другие». Нет никакой разницы – сильная у меня вера или слабая! «Это похоже на двух людей, каждый из которых имеет сто гульденов (т.е. сто золотых) – один может носить их в бумажном мешке, а другой - в железном ларце, однако, несмотря на эти различия, оба владеют одинаковым сокровищем. Содержание веры имеет гораздо большее значение, чем ее интенсивность». Сам факт значит больше, чем объем этого факта. Важно, чтобы вера – была. Сильная она или слабая, это второй момент, не самый главный. Содержание веры – это удостоверение в том, что Христос именно за тебя умер и тебя спас. Вот если эта вера в тебе присутствует, то все остальное, что называется, приложится. И не важно, сильно приложится или слабо. Иной человек может гореть вот этим убеждением, а иной - просто где-то в тайнике души иметь это убеждение, как слабую надежду. Но тем не менее, если есть эта вера, значит, – все в порядке – ты спасен, ты приобщен к Вечной жизни со Христом.

Вот в таком ключе рассуждает отец реформации на Западе – Мартин Лютер.

На этом, пожалуй, мы и остановимся на сегодня. Всего доброго.