Не нужно быть семи пядей во лбу или чересчур наблюдательными, чтобы увидеть в современном обществе некий культ юности, молодости. Чем моложе человек – тем лучше. Ну и, соответственно, чем ты старше, тем тебе хуже. Понятно, что за этим стоят коммерческие цели, но и психологическое давление на людей тоже имеет место. В связи с этим, некоторые наблюдают и в Церкви попытки конструировать молодежное православие, особенно на некоторых приходах. И такое повышенное внимание к молодому поколению воспринимается как заигрывание духовенства с молодыми, подлаживание под их интересы и взгляды, снисходительное отношение к разводам, добрачным связям и прочему. Поэтому все чаще звучит вопрос – а надо ли так, и к чему это приведет? Отвечает на вопрос Святейший владыка Кирилл Гундяев.

Кирилл Гундяев:

- Да, действительно, если посмотришь на рекламу, которая нас окружает, везде молодые… Иногда даже без улыбки, иронии смотреть невозможно. Когда, например, молодое лицо рекламирует крем от морщин. Ну понятно, если бы взяли пожилого человека, который рекламирует крем от морщин, тогда, действительно, можно было бы понять, что у человека, у персоны, которая его рекламирует, хороший результат от употребления. Этого крема. Нет же, берут юное лицо, и говорят: видите, как крем излечивает от морщин в 18 или 20 лет! Смешно! Да, действительно, смешно. И действительно, молодость используется в коммерческих целях. Но ведь не только в коммерческих целях. Для очень многих людей, лишенных религиозной перспективы, пожилой возраст, старость, а тем более – смерть, это катастрофа. Потому что ведь все удовольствия, все остается в прошлом. Все то, вокруг чего сегодня крутится сегодняшняя культура, или лучше сказать, псевдокультура, антикультура, наслаждение, инстинкт, похоть, насыщение, пресыщение, - ведь все это не работает в возрасте зрелом. Потому что у человека, во-первых, меняются наклонности, взгляды, обретается мудрость. Многие люди не удовлетворяются той как бы мишурой, которая ослепляет взгляд, жизненную позицию молодого человека. Жизненная позиция молодого человека очень часто ограничена, бесперспективна. Так вот, особенно же – тема смерти. Сейчас огромные деньги вкладываются богатыми людьми, чтобы найти эликсир молодости или продлить свою физическую жизнь. Происходит это, в первую очередь, потому, что, как я уже сказал, ценности жизни связаны вот с этим молодым возрастом. Проходит молодой возраст, и исчезают ценности. А почему они исчезают? Да потому, что это ложные ценности. Подлинные ценности жизни не могут быть привязаны к возрасту. Подлинная ценность жизни – в любом возрасте. Подлинная ценность жизни вместе с бессмертной душой пересекает границу, отделяющую физическую жизнь от жизни будущего века и переходит в эту жизнь будущего века. А если вы не верите в эту перспективу, то, конечно, смерть – это кошмар! А старость или уже зрелый возраст – это некое ущербленное бытие по отношению к тому, молодому возрасту. Поэтому, в том, что происходит, есть отпечаток неверия в жизнь будущего века. Есть зацикленность на молодости, как на том возрасте, когда человек живет полной жизнью. А та полная жизнь на самом деле полной не является, потому что полной жизнью является только та жизнь, которая может быть таковой для любого возраста.

Но есть еще что-то, о чем следует сказать. Вот Вы упомянули слово «молодежное православие» и покритиковали некоторых батюшек, которые сегодня особое внимание уделяют молодежи. И правильно делают, что уделяют. Важно, чтобы молодые люди, живя вот этой полной жизнью, осознали важность религиозного измерения бытия. Поняли, что в какой-то момент и они станут не такими уж молодыми, и что этот момент – а люди зрелого возраста по опыту знают – наступает очень быстро. Вот для того, чтобы молодежи были привиты навыки религиозной жизни, религиозное мировоззрение, и нужно работать с этой молодежью. И речь не идет о том, чтобы послабления какие-то в области морали предлагать молодежи, идти на какие-то компромиссы, но важно протягивать руку помощи молодежи, и не только молодежи – всему нашему народу, сегодня, чтобы люди осознали смысл своего бытия и через это стали счастливыми. Потому что не может счастье быть уделом только молодого человека. Если это так, то это – не счастье. И дай Бог, чтобы наша Церковь могла помочь понять людям всех возрастов, что есть полнота бытия, и какова цель человеческой жизни!

По обыкновению, давайте послушаем с Вами несколько слов блаженной памяти митрополита Антония Блума.

Антоний Блум: 

- Когда я говорил о рождении Евы от Адама, о том, как всецелый человек разделился как бы на два лица, то я говорил о том, как оба эти лица увидели друг во друге совершенную красоту, как бы изначальную, к которой они были призваны. И вот после того, как человек отошел, отпал от Бога – не отрекся от Него, а просто заблудился – они перестали видеть друг друга такими, какими они видели себя и другого. Глядя друг на друга, употребляя слова святого Мефодия Патарского, который написал это на латинском языке, они глядели друг на друга и говорили: это мой alter ego, это другой я сам. И в тот момент, когда они отпали от Бога, Который является силой, соединяющей их, они посмотрели друг на друга, и каждый из них сказал: я – это ego, этот – это alter, это другой. Это уже не друг, в русском смысле слова, в том смысле, что это самый близкий мне человек, это другой я, это я в ином лице – это иное существо. И вот в этот момент, об этом Лосский писал несколько раз, вместо двух лиц встали друг перед другом два индивида. Индивид – это латинское слово, которое означает последнюю степень разделения – дальше разделять нельзя. Если вы возьмете двух из нас, то мы – индивиды друг для друга – индивидуумы. В том смысле, что каждый из нас замкнут в себе, как бы закрыт под своей кожей. И делить дальше невозможно, потому что если пробовать делить каждого из нас дальше, то это убийство. Это тело, это душа, это те или другие части тела, но это не цельный человек. И вот это страшный момент, когда из двух лиц, которые были едины, и познавали себя как одно, появилось два индивидуума, два отдельных лица, которые уже не составляли полностью одно целое. Я говорю «полностью», потому что грех человеческий не смог разрушить дело Божие, и окончательно разделить двух людей, которые были призваны быть едиными. Нам надо помнить, что человеческий грех не окончательно все разрушил. Но тут оказалось, что они друг на друга посмотрели и увидели не себя самих во славе, а иного, и сказали: нам стыдно – он голый, она голая, я голый, я голая – что нам делать? И, говорится в Библии, Бог сшил им кожаную одежду. То есть, они облеклись в какую-то одежду, но они теперь познали себя как наготу, вместо того, чтобы познать свое нагое тело как торжественное, ликующее сияние красоты! В этом мы можем найти сравнение. Когда мы смотрим на работу великих художников, будь то статуи, будь то картины, и видим нагое тело, мы видим в нем только неизреченную красоту, гармонию. Когда нам показывают порнографические изображения тех же телес, мы видим только уродство, оскверненность, ужас. Вот это же и случилось в момент грехопадения. Человек посмотрел на другого и не увидел его как самого себя, а – как чужого, как нагого. Здесь начинается история падшего мира. Потому что вместе с тем, как человек пал, пала и вся природа, весь мир. Как я вам уже говорил, человек был создан для того, чтобы быть вождем этого мира от тварного совершенства к приобщенности к Божественной красоте, к Божественной жизни. Человек сам отпал, и он уже не может этот мир вести. И весь мир заколебался, и весь мир превратился в нечто страшное. Вы, может, помните, в 6 главе книги Бытия, когда после потопа человеку, который настолько отпал от Бога, что он больше не может жить на земле, Господь говорит: теперь тебе все твари отданы, они будут твоей пищей, а ты будешь их ужасом. Вот то соотношение, которое существует теперь со времен падения между нами и сотворенным миром. Вместо того, чтобы быть вершиной этого мира, быть вождем этого мира от земли на небо, быть проводником в этот мир Божественной красоты, славы, святости, мы стали предметом страха и ужаса. И мы это видим постоянно вокруг нас, и, увы, мы это видим и в нас самих. Все ли разбилось одновременно с падением человека? Один из отцов Церкви, мне кажется, что это Григорий Великий, писал о том, что мир не мог бы продолжать существовать без Таинств. Т.е. без таких действий или без таких состояний, когда Божественное вливается в тварное, когда тварное перерастает себя самого. Когда Божественное, вливаясь в тварное, приобщает это тварное к вечному и к Божественному.

Клирик Свято-Сретенского собора о.Михаил Москаленко продолжит чтение неопубликованных воспоминаний протоиерея Бориса Старка.

- С 1953 года о.Борис Старк был настоятелем Свято-Духовского кафедрального собора в Херсоне, до этого в течение 15 лет он был священником в Париже, при русском доме. В то же время и в том же месте начало возникать ныне известное кладбище-акрополь – «Сент-Женевьев-де-Буа». Свои воспоминания Борис Старк построил на основе книге молитвенной памяти о живых и усопших. В церкви такие книги называют синодиками. В свой синодик Борис Старк вносил имена людей, с которыми свела его богослужебная практика.

Княгиня Софья Николаевна Васильчикова, урожденная княжна Мещерская. 29 апреля 1942 год. Софья Николаевна была сестрой мужа нашей директрисы в Русском доме Сент-Женевьев-де-Буа – князя Петра Николаевича Мещерского. Она была вдовой бывшего члена Государственного Совета, бывшего министра земледелия - князя Васильчикова. В свое время, во второй половине войны 1914-17гг., о ней много говорили: она была послана под эгидой международного Красного Креста в Германию, чтобы проверить состояние лагерей для русских военнопленных. По своему возвращению, под впечатлением от страданий наших солдат в плену и под впечатлением все большего авторитета Распутина при дворе, она написала письмо императрице Александре Федоровне, как женщина женщине, умоляя ее услышать голос людей, желающих счастья Родине. В ответ на это письмо, министр двора вызвал к себе ее мужа и объявил о высылке его жены в Нижегородскую губернию. Это был факт, не имевший места со времен Павла I.

В эмиграции княгиня проживала скромно со своим мужем, а после его смерти, заканчивала свою жизнь в Русском доме при Сент-Женевьев-де-Буа, около своего брата и невестки. Мне часто приходилось ее исповедовать, беседовать с ней, и перед своей кончиной она вызвала меня в свою комнату, где, после тяжелой ночи, и умерла у меня на руках. Рядом с ней сидела невестка – очень дружная с ней княгиня Вера Кирилловна и ее брат Петр Николаевич. Память о Софии Николаевне осталась как память об очень скромном, умном и тактичном человеке – человеке большой доброты.

Православный миссионер отец Виктор Веряскин рассуждает о духовном вознесении христианина.

Виктор Веряскин:

- Я бы хотел, чтобы мы научились глубже понимать не только наши праздники, но и глубже видеть основания для нашей радости. Чтобы мы иронически относились к нашим разногласиям, к нашим разделениям – в хорошем смысле этого слова – не издеваться, не доводить до сарказма. Есть мягкий юмор, а есть жесткая сатира. Я думаю, что христианское отношение с мягким юмором к себе и другим достойно христианина, а жесткая сатира – может быть, будет не той мерой применения этой нашей способности к юмору и к радости. Поэтому, хотелось бы, чтоб мы не фарисействовали, хотелось бы, чтоб научились искренне радоваться и ликовать, а для этого нужно не «комара отцеживать», не мелочами друг друга разделять, а видеть суть всех событий, а для этого нужно вознестись – в понимании, в чувствовании и в направлении нашей воли! А чтобы возрадоваться, нужно вникнуть в термины. Литургия, Евхаристия… В Греции кто был? Идешь по улице, и на каждом шагу произносят: «евхаристо» - спасибо, благодарю. Евхаристия – это благодарность. Евхаристия – это благодарение. А, оказывается, приобщаться Евхаристии это не просто вкусить видимые знаки благодати, А, оказывается, это – научиться быть благодарным Богу и возрадоваться от этого. И это будет тогда подлинная Евхаристия, более полная Евхаристия, Евхаристия вознесенного ума, вознесенного сердца и вознесенной воли. Поэтому так и написано в молитве: да будет мне благодарение сие во здравие и спасение. Способность благодарить – это суть Евхаристии. Для чего совершается эта память вечная об Евхаристии? В выражение благодарности и в подкрепление наших сил в соединении со Христом. Есть о чем и чему радоваться, оказывается.

Как написал поэт:

Жить лишь до смерти –

                           слишком мало,                                

Того не допустил Творец.

   Пути безгранны идеала,

   Далеки цели и венец…

   Смерть! Смерть земли, твое где жало?!

   Жизнь! Жизнь земли, твой где конец?!

Жизнь жительствует! Христос вознесся и нас вознесет! Есть чему радоваться, есть во что верить, есть ради чего любить, есть на что надеяться!

-----

И последняя - богословская часть нашей телепрограммы.

Мы уже обращали с Вами внимание на то, что в лютеранстве очень мало практического элемента. Лютер, вообще-то говоря, - это реформатор, скорее, мысли, реформатор идеи. В отличие от Кальвина и Цвингли, которые были реформаторами жизни. Им вообще всякое богословие было почти безразлично. Поэтому они и были радикалами – во всем. И в сакраментологии, и в экклезиологии, как мы потом увидим, и в предопределении. Собственно, вот все радикальные реформатские движения – они выросли из кальвинистских кругов. А там уже совсем все просто. Вот есть удостоверение, что ты спасен – значит, ты спасен. Нет удостоверения – значит, нет.

Этот вот последующий протестантский рефрен – спасен ты или не спасен? Вот, скажем, для баптиста это не пустой вопрос, который смешит всех православных: «Ах, ты еще не спасен? Ну, тогда с тобою все ясно! Раз ты не попал в эту реальность спасенности, то о чем с тобою говорить? Значит, ты вообще не существуешь в Новом завете». Отправная точка в подобных заявлениях протестантов более-менее приемлема, но, с другой стороны, кому нужен этот вот ответ: «Да, я спасен», если спасение – это одномоментный акт, а не развернутая перспектива жизни, когда перед тобой не стоят задачи духовного развития, совершенствования, одухотворения, обожения. Вот ничего подобного, скажем, у баптистов, в принципе нет. Они просто добропорядочные люди, причем, зачастую выгодно отличающиеся от православных. Там закон работает, закон праведных дел. Они действительно не пьют, они действительно не воруют, они действительно живут честно, они действительно друг другу помогают, они действительно строят друг другу дома, они действительно добропорядочные семьянины и практически не разводятся… И они про себя знают, что они спасены, потому что они вот так живут.

И когда они встречают православного, озабоченного своими духовными проблемами, который не уверен, что спасен, это говорит тому же баптисту ровно о том, что ортодокс не находится с Богом в тех отношениях, в которых должен был бы находиться, если бы реальность спасения, которое совершил Христос, была бы ему действительно открыта. И когда православные начинают, с точки зрения убежденного баптиста, гнать свою лабуду – о борьбе с пороками, греховными помыслами, о собственной немощи и духовном росте, слабостях и аскетических упражнениях, - протестант сразу понимает: а, болтовня пустая – не ведают они Бога спасающего, поэтому и мудрствуют лукаво. Едино же есть на потребу – быть нормальным порядочным христианином, не блудить, не воровать, честно платить налоги, воздерживается от насилия и так далее, посещать воскресные собрания, помогать братьям и сестрам во Христе. А баптисты еще и не пьют – украинские и российские баптисты – за границей – там по-разному. Ну и верить в свою спасенность, причем, верить без всяких сомнений. И тогда все будет просто замечательно. И в этой жизни, и в будущей.

Ни о каком обожении Лютер не говорил и близко. Человек, живя на земле, просто должен верить в свое спасение, в свое оправдание. Он эту уверенность должен поддерживать всеми своими духовными силами. Причем, эта уверенность каким-то образом подтверждается и его жизнью, а это подтверждение по преимуществу носит характер закона праведных дел, только про которые человек теперь уже знает, что они сами по себе не спасают. Дела праведности просто говорят о том, что ты имеешь основания пребывать в статусе спасенного, потому что, если ты веришь в свое оправдание, и при этом, скажем, блудишь, то – никак. Но если ты не блудишь, то это тоже - само по себе тебя не спасает. Это лишь свидетельство, что ты хранишь верность. Но верность тому Богу, Который тебя уже спас, прежде твоей вины. Своими добрыми делами Ты ничего не заслуживаешь, ближе к Богу ты не становишься… Вообще, это «ближе – дальше» для Лютера не актуально. Для Лютера – только два цвета – черный и белый - ты либо следуешь Богу, либо не следуешь. Вот если только появляются свидетельства того, что ты перестал за Богом идти, - в устах Лютера означает, что ты потерял эти самые удостоверения спасаемого - вот нет у тебя признаков следования за Богом. Но это может быть, опять же, только косвенным свидетельством того, что ты не спасаешься.