Здравствуйте, дорогие телезрители! 

Остановились мы с вами в прошлый раз на том, что в суровые дни раннего Средневековья особенно возросла роль монашества, как носителя просвещения, как института, чуждавшегося мира и его соблазнов. Монашество стало истинным очагом церковной жизни, и поэтому именно из монашеской среды выдвинулся молодой и талантливый клирик, которому под именем Григория Первого суждено было занять Римскую кафедру и стать одним из самых великих пап в истории Церкви. 

Жил Григорий Великий с 540-го по 604-й годы. Происходил из патрицианского рода Анициев, получил прекрасное образование, и в молодости был префектом Рима. Но в нем с ранних лет жило стремление к созерцательной и духовной жизни. Как говорит его биограф, оставив внезапно светский образ жизни, Григорий удалился в монастырь, вступив в орден бенедиктинцев. Дарования Григория и его подвижническая жизнь обратили на себя внимание папы Пелагия Второго. Григорий был послан на несколько лет в Византию, в качестве представителя Римской кафедры. Борьба с ересями, отстаивание интересов Рима – все это блестяще удавалось Григорию. Но лишь тогда он чувствовал себя в родной стихии, когда, по собственному выражению, бросал якорь у берегов молитвы, в то время, как волны светской жизни обуревали его душу.

В 585-м году Григорий вернулся в Рим и стал аббатом монастыря. А когда в 590-м году умер папа Пелагий, сенат, народ и клир единодушно возвели всем известного аббата на кафедру святого Петра. Григорий противился избранию всеми силами, но все же ему пришлось согласиться и стать новым папой. Нелегко ему пришлось на высоком посту. Впоследствии Григорий с грустью заметил: «Постоянно я силился отказаться от мира, отказаться от плоти, чтобы духовно созерцать небесное благословение, но буря искушений мгновенно низринула меня в пучину тревоги и страданий». 

Действительно, ситуация была крайне сложной. Мы с вами уже знаем, как новообращенные страны возвращались во тьму язычества, как оскудевали в них духовная жизнь и просвещение. Церковь на Востоке все более подчинялась византийскому императору, и одновременно теряла связь с германизированным Западом. Достижение единства Церкви, хотя бы внешнего, становилось тогда первоочередной задачей. Григорий сознавал, что его дарования могут способствовать решению этой задачи. И тем не менее, Григорий Великий был далек от политических крайностей большинства своих преемников, и, как монах, на первое место ставил духовные ценности. «Другие первосвященники, - писал о нем знаменитый средневековый историк Беда Достопочтенный, - обращались к тому, чтобы строить и украшать церкви золотом и серебром, Григорий же был весь предан заботам об обогащении души». Глубокое личное смирение и доброта почти никогда не покидали Григория, и в том, что он именовал себя «рабом рабов Божиих», не было никакой фальши. Григорий действительно чувствовал себя призванным служить своим братьям во Христе. Однако глубокое стремление к единству Церкви не мешало Григорию Первому отстаивать примат (приоритет) своей кафедры. Град Божий виделся ему единой Церковью, которой он предполагал достичь традиционными методами, то есть продолжением объединительных традиций Римской империи, и естественно, что Рим в его глазах являлся центром и главой христианского мира. И когда византийский патриарх Иоанн стал именовать себя «Вселенским епископом», Григорий искренне возмутился. В письме к императору Маврикию он с гневом замечает: «Апостол Петр получает ключи Царствия Небесного, и, несмотря на это, не называется вселенским апостолом, а сотоварищ мой по священству Иоанн желает называться вселенским епископом!» Так вот стала зримо проявляться борьба за первенство между Константинопольской и Римской кафедрами, которая, как мы знаем, затем привела к печальным последствиям.

Большое значение в христианстве имело учение Григория о священстве. Священник, полагал Григорий, должен жить в двух сферах: стремясь ввысь, не оставлять и ближних своих. При этом священник отличается от мирянина только готовностью без остатка посвятить свою жизнь Богу. Григорий пишет: «Кто еще не отрешился совершенно от земных страстей, тот пусть отрекается принимать на себя звание предстоятеля – ходатая Церкви Божией». Всякие представления о каком-то особенном превосходстве пастыря над мирянином Григорий решительно отвергал. Человек, писал он, превознесен природой только над бессловесными животными, а между собою люди по природе одинаковы и равны. Однако эти важнейшие положения не нашли полного понимания в средневековой Церкви. Бытовавшие среди новообращенных христиан раннего Средневековья языческие представления о священнослужителе как о некоем маге, имеющем будто особую связь с Богом, эти примитивные средневековые представления еще долго сохранялись – вообще, можно сказать, вплоть до нашего времени.

Значительный вклад, помимо объединительной миссии в Церкви, Григорий Великий внес в упрочнение монашества. Известна его миссионерская активность, прежде всего, в Англии. Он поощрял реформы в христианской литургии, написал нравственно-духовное руководство для пастырей. 

Не все в деятельности Григория Великого может быть признано положительным. Прибегая к помощи государства в попытках объединить Церковь, папа Григорий немало способствовал будущему закреплению за Церковью светской власти, способствовал превращению папского престола в военно-политическую силу. Провозглашая равенство священников и мирян, он в то же время своими церковными преобразованиями поднимал духовенство на небывалую высоту, фактически, наделяя его и властью светской. К недостаткам Григория Великого можно отнести его пренебрежение к искусствам и неуважение его к дохристианскому философскому литературному наследию. 

И тем не менее, папа Григорий был одним из наиболее выдающихся людей Церкви, оставивших в ее истории значительный след. Во многом именно благодаря ему были очерчены дальнейшие пути развития Церкви на Западе. 

В это же самое время, когда Рим объединял под своим духовным началом Среднюю и Северную Европу, Византия стремилась к созданию Града Божия на Востоке. Правители Византии видели себя наследниками римских императоров, а свое государство они видели огромной христианской империей, построенной по образцу римской. И вот это стремление, казалось бы, почти полностью осуществилось в царствование императора Юстиниана. Это 483 – 565-й годы. Придя к власти в 527-м году, этот император правил «вторым Римом» до самой смерти. 

Юстиниан – это человек чрезвычайно честолюбивый, умный, образованный. Он остался в истории христианства властителем, в значительной мере повлиявшим на судьбы Церкви. В первую очередь, Юстиниан считал своей задачей усиление военной и политической мощи Византии. В ходе завоевательных походов он покорил вандалов, разбил ост-готов; варвары потеряли Северную Африку и значительную часть Испании. Юстиниану удалось присоединить к Византии народы Балканского полуострова. Границы Византии стали приближаться к границам Римской империи. В своих эдиктах Юстиниан именовал себя императором франкским, алеманским, и прочими титулами, подчеркивая свои претензии на господство в Европе. Юстиниан прекрасно понимал значение церковного единства для укрепления императорской мощи. Будучи только соправителем Византии, он решительно боролся с монофизитами, в связи с чем наладил связи с Римским папой Иоанном, которого почтительно встретил в своей столице. В 544-м году Юстиниан издал направленный против монофезитов эдикт, называемый «Три главы». Внес он вклад и в опровержение несторианства. По отношению к Церкви Юстиниан формально соблюдал принцип симфонии, предполагавший равное дружественное сосуществование Церкви и государства. Однако, по существу, он достраивал то огромное здание императорского абсолютизма, необходимой частью которого должна была статьи Церковь. Христианство было важно для Юстиниана только как инструмент для укрепления византийской государственности. Соответственно, император присвоил себе и право свободно назначать и смещать епископов, устанавливать удобные для себя церковные законы. Иначе говоря, для Юстиниана роль Церкви сводилась к обслуживанию государства. И такое явление в истории получило название цезарепапизма. Формальное закрепление принцип цезарепапизма получил в знаменитом законодательном кодексе, который охватил все аспекты жизни империи и получил название «Кодекса Юстиниана». 

Искренне считая, что христианство, христианское государство можно укреплять силой, Юстиниан не останавливался ни перед чем. Через два года после своего вступления на престол он приказывает закрыть университет в Афинах. Он запретил евреям читать Ветхий завет на древнееврейском языке. В своих указах Юстиниан заявляет, что справедливо лишить земных благ того, кто неправильно поклоняется Богу. Именно Юстиниану принадлежат печально знаменитые слова о еретиках: «С них достаточно и того, что они живут». Подобная религиозная политика Юстиниана мало соответствовала христианско-му духу, и порой и в практических делах приводила к результатам, на которые император не рассчитывал. Так, беспощадно борясь с еретиками, он и сам впоследствии был признан еретиком. Его эдикт «Три правила» был осужден Константинопольским собором 553-го года. Юстиниан настроил против себя как многих восточных клириков, склонявшихся к монофезитству, так и папу на Западе. Именно это и послужило в большой степени причи-ной разрыва Рима и Константинополя, который продлился до 610-го года. 

Цезарепапизм, родившийся еще в период первых Вселенских соборов, все более завоевывал себе место в Византии. Он фактически парализовал духовную силу Церкви и почти лишил ее подлинной социальной значимости. Церковь целиком растворилась в земных делах, обслуживала потребности правителей государства. В результате, вера в Бога, духовная жизнь стали существовать автономно, отгородившись монастырскими стенами. Искренне верующие христиане, вместо того, чтобы освящать мир, бежали от мира, как когда-то это делали первые монахи-анахореты. Отрыв же веры от жизни еще более усугубил печальное состояние византийского общества. Духовные запросы людей оскудевали. Жители Константинополя проводили дни в цирке, где они в азарте делились на партии, провоцируя беспорядки и кровопролитие. На ипподромах зрители яростно вопили: «Богородица, дай нам победу!» Нанимались колдуны, чтобы напустить порчу на коней… В цирке выступали артисты-мимы, изображавшие самые непристойные сцены, и, не смущаясь, богохульствовали. В городе процветали пьянство и разврат. С непомерной роскошью императорской знати и высшего духовенства соседствовала ужасающая бедность. Любовь к труду и общность интересов как будто совершенно исчезли из народной жизни. Не раз во время уличных потасовок византийцы чуть ли не сжигали свою столицу. «Лентяи и пролетарии из народа, - замечает византийский историк Лев Диакон, - имеют привычку во время смут обращаться к грабежам, поджогам домов и убийству сограждан». Представители Церкви выступали против этих бесчинств, но не находили поддержки в обществе. Распущенность нравов странным образом уживалась с повсеместной внешней демонстрацией благочестия. Население Византии пело «Святый Боже» перед началом цирковых представлений, и проявляло удивительную склонность к богословствованию. Так, по словам историка Агапия, «толпы бездельников на базаре и в пивных рассуждали о Боге в Его Сущности». По остроумному замечанию русского философа Владимира Соловьева, в Византии было больше богословов, чем христиан. 

И вот тогда над христианским миром, который хранил Божественные заповеди, но не исполнял их, уже нависала неизбежная кара. В 614-м году грозным предостережением стало символическое событие: персы взяли штурмом Иерусалим и увезли Крест Христов в качестве трофея в свою столицу. Но это было лишь предвестием более важных событий, потрясших Византию и весь христианский мир. На аравийских просторах родилась новая религия – ислам, которая пойдет войной на тогдашний христианский мир. 

Вот так оно бывает почти всегда: за внутренним падением следует падение внешнее, будь то государство, общество или семья. Это большой урок истории. На этом я сегодня с вами прощаюсь, и желаю всего доброго.