Здравствуйте, дорогие телезрители!

«Страницами Главной Книги» – так называется наша христианская телепрограмма. Под Главной Книгой, вне всякого сомнения, подразумевается Библия. Библию величают и Суперкнигой, и сокровищем богатства неиссякаемого. Она содержит… Впрочем, чего она только не содержит! В том числе и пророчества.

Есть еще одно из уже исполнившихся пророчеств о древнем городе Петре, который расположен в 200 километрах на юг от Иерусалима. Это один из самых загадочных городов мира. В библейские времена его называли Селлой, а всю местность – горой Сеир. Широких дорог, ведущих в Петру, нет, только узкая тропинка вьется через извилистое Эль-Се ущелье, стены которого каменисты и отвесны, и поднимаются на десятки метров в небо. Эти полутора километров представляют собою сказочный мир мрачных теней и вечной тишины. И вот вдруг – гигантский храм. Не из дерева или камня, но высеченный из скалистой, розово-красной горы. Это и есть легендарный Назе-ир-Ан.

Но это еще не все. Путь идет через другое ущелье, до тех пор, пока оно не расширится в грандиозную долину с высеченными в ее обрывах храмами, дворцами и гробницами Петры.

Были времена, когда год за годом Петра росла в размере и силе. Город был в выгодном месте. Туда сходились караванные пути, по которым перевозились сокровища Аравии и Дальнего Востока на голодные рынки Греции и Рима.

Но с быстрым ростом богатства и культуры Петры еще с большей скоростью росли гордыня, заносчивость и жестокость. Символами развращенности Петры остались ее памятники религии – гигантские обелиски, высеченные из вершины горы, в честь Душары – бога Солнца, алтари из камня, бассейн… Для чего он здесь был? Библия говорит, что люди проливали невинную кровь. Может быть, этот бассейн был умывальней, где жрецы Душары могли смывать кровь человеческих жертв.

Защищенные узкими воротами, ведущими в город, петряне были уверены, что никто не отнимет у них их сокровищ, и не накажет за их грехи. Но пророчества Бога прозвучали против этого языческого города. «О ты, живущий в расселинах скал и занимающий вершины холмов! Хотя бы ты как орел свил гнездо свое, и оттуда низрину тебя, говорит Господь». Прошли века, казалось, что Петра будет стоять вечно. Но ничто не могло помешать исполнению пророчества. Все случилось очень просто: открылся новый торговый путь. Путь, который, обойдя Петру, предпочел Пальмиру, город, лежащий на север от Петры. Это и был тот удар, который поразил гордый город в самое сердце. Торговля Петры, ее жизненные соки, начала иссякать. Вскоре люди начали покидать дома, которые с таким трудом были построены ими, они покинули свои храмы, гробницы своих мертвецов, опустошили грандиозный амфитеатр, ярусы которого сами высекли из твердой скалы. Вообразите то страшное усилие, с которым был очищен от сотен тысяч тонн камней склон горы, и представьте себе амфитеатр, заполненный до отказа жителями Петры. О, как смеялись бы они над пророком, который предсказал бы опустошение их города! А ныне пророчества сбылись. И единственными зрителями остались стада коз, как напоминание пророчества Исайи: «И звери пустыни будут встречаться с дикими кошками, и дикие козлы будут перекликаться друг с другом».

Несколько птичьих гнезд среди развалин подтверждают пророчество Библии: «И филин, и ворон поселятся в ней, и коршуны будут собираться один к другому, так говорит Господь. И зарастут дворцы ее колючими растениями, крапивою и репейником твердыни ее». Итак, снова исполнилось пророчество Библии! Не при помощи могучих армий или великих битв, но просто из-за перемены направления торгового пути. Город скалы, построенный, чтобы жить вечно, стал безжизненной долиной, заполненной развалинами рухнувшей славы Петры.

Так что библейские пророчества исполняются непреложно.

А сейчас отец Яков Кротов продолжит свои размышления об основах веры.

- Зачем человек говорит о вере? Человек говорит о вере ровно затем же, зачем человек говорит о неверии. Человек создан как существо говорящее, обращающееся к кому-то другому. Человек так же не может не говорить, как птица не может не летать. Правда, есть пингвины… На практике, конечно, мы можем не говорить. Большинство людей стесняется говорить, - зато мы все очень хорошо умеем ругаться. То есть это какая-то совершенно особая форма разговора. Снять кино могут единицы. Вот разговор о вере – это такое желание снять кино, чтобы смотреть самому. Поэтому, прежде всего, собственно говоря, разговор о вере должен начаться с чего? Позволить говорить другому – о своем атеизме, о своем неверии.

Я помню, я стал верующим в 74-м году, тогда говорить о вере было невозможно. Сегодня это немножечко забыли, и по-человечески это обидно, потому что вообще это безобразие: когда атеисты 70-х годов – а я знаю теперь очень многих – жалуются, что их притесняют. Они профессора, у них по-прежнему поездки за границу, оклады, книжки по-прежнему издаются, но им хочется, чтобы было, как в 70-х: когда все стояли навытяжку и слушали только их. Это драма. Когда атеист агрессивен, это драма. Когда мы, верующие, теперь агрессивны, - это трагедия. Понятно, в чем разница между драмой и трагедией? Драма – это когда от человека зависит, трагедия – это когда от человека не зависит. Самоубийство – это драма, а распятие – это трагедия. От человека это не зависит. Поэтому на атеистов сердиться не нужно – на себя нужно сердиться. Потому что сегодня среди верующих все-таки преобладают люди – бывшие атеисты, и они не любят, когда кто-то говорит об атеизме. Вот это самое страшное. Психологически это понятно, потому что человек боится вернуться в атеистическое состояние. Он ведь недавно верующий, и он боится, что сейчас вот это все исчезнет, и он опять останется… даже не у разбитого корыта, а вообще непонятно где. Не надо бояться! Атеизм не заразен. Этим он похож на веру. Вера тоже не заразна. Поэтому, когда сегодня, я бы сказал, преобладает все-таки в значительной степени… ну, не среди людей, но в политике страх, что кто-то тебе запудрит мозги, что кто-то зазомбирует тебя 25-м кадром, - страх этот забыть! Никто никого не может зазомбировать, никто никого не может убедить. Вон проповеди о. Александра Меня слушали в конце 90-х годов миллионы людей по первому каналу. И что? Накося, выкуси: эффект, близкий к отрицательному. Никакого эффекта! В этом смысле он был такой же мученик, как Леонид Ильич Брежнев: выступил – и все.

Был такой доклад новомитрополита, по-моему, это была тема целой конференции: «Можно ли верить, будучи цивилизованным». Доклад был 40 лет назад. Сейчас это можно было бы переформулировать, как «Можно ли верить, будучи представителем поколения индиго» (так называемого). На практике ответ понятен: можно. И, в общем, люди, которые говорят (а их много), что наше поколение мыслит быстрее, схватывает все лучше, оперативнее, глубже и так далее… Но это поколение, когда оно так говорит, - оно показывает, что оно не новое. Оно хорошее такое старое.

Людей можно классифицировать по-разному. Можно классифицировать по величине интеллекта, можно – по быстроте интеллекта. В сегодняшнем мире ценится быстрота. Это результат того, что у нас большой технический прогресс, который требует высокого уровня грамотности, высокой сообразительности, большой точности в мыслях. Обратим внимание, уж если мы действительно являемся хорошо мыслящими людьми, что технический прогресс положил конец прогрессу научному. И беда современных людей, так называемых мыслящих, в том, что они даже не видят разницы между научным прогрессом и техническим. Когда начиналось так называемое религиозное возрождение в России, на Украине, где угодно, - в общем, «атеистических» странах в коммунистические 80-е годы, - это было даже не за «железным занавесом», это было под железным катком. Люди приходили зашоренные, в том смысле, что был «железный занавес», с жизнью были знакомы плохо. Были и тогда люди быстро мыслящие, с широким кругозором… Но люди типа Померанцевой или Пятигорского – они в конце концов либо уезжали, либо просто замыкались в каком-то таком виртуальном мире, технически это уже и тогда было возможно. Ни к чему хорошему, кстати, это не приводило. Мало видеть глубоко – надо еще и жить. Тем не менее, большинство верующих – вот как мы формировались в 70-е годы – были люди с достаточно маленьким жизненным опытом. К атеистам это тоже относилось.

Теперь – 90-е годы. Россия, Украина, Балтика, «железный занавес» исчез, маршрутка от Львова до Неаполя – пожалуйста; Интернет, Би-Би-Си… в общем, «вокзал – аптека». У многих людей, у нас, естественно, появляется эйфория. Потому что если я практически, точно дробью, прочесал весь земной шар, то есть был и в Мордовии, и в Омске, и в Иркутске, и в Лос-Анджелесе, и в Сан-Диего, и в Денвере, и в Чикаго, и в Нью-Йорке, и Лондон, и Париж, и Рим, и Варшава, и Краков, ну, и так далее – Москва, - конечно, у человека огромный поток информации. Усваивается это все ровно за пять секунд. Естественно, потому что в мозгу может уместиться столько и еще двести раз столько. И у человека появляется ощущение, что он стал новым человеком. На что, в общем, полезно себе сказать словами Вергилия: «Землю, а не небо, меняет тот, кто много путешествует». То есть приобретение жизненного опыта – это не приобретение жизни. Меняется ли все-таки наша вера? Очень меняется. Меняется не содержание веры. Меняется речь, которую ведет человек о вере с самим собой и с другими. Потому что когда в 70-е годы говорили «я верую», имелось в виду, что я вот в этом болоте, в котором все знают только прибавочную стоимость и смену двух формаций, - я открыл личность. Теперь, когда человек говорит «верую», он говорит: «Вокруг меня у всех своя личность есть, все умные, и то, что я верую, не может означать, что я хожу в церковь». Путин ходит в церковь –и борцы с Путиным ходят в церковь. Поэтому это вычеркивается напрочь.

- Поскольку эта наша телепрограмма - «Страницами Главной Книги» - опирается главным образом на основу библейских истин, имеет смысл хотя бы две-три минуты отводить воспроизведению библейских сюжетов, дабы освежать в памяти события Священной истории и изречения пророков, апостолов и Самого Христа.

Близится Страстная седмица, когда мы будем вспоминать о последнем вхождении Иисуса Христа в Иерусалим, Его последние слова и притчи, Его Священную Пасхальную Трапезу, предательство, арест, суд и распятие…

Ну и напоследок, продолжим нашу тему о людской судьбе – духовной судьбе. Кто есть человек в высшем Божеском замысле? Кого Бог на самом деле сотворил под образом Адама и Евы?

Как мы помним еще из ранних наших бесед, Библия подает сотворение человека как очередное, завершающее творческое действие Бога, которое, говоря наукообразным языком, превышает логику динамического существования уже созданного мира.

Как мы в свое время подчеркивали с вами, есть важная словесная деталь в повествовании о сотворении Богом человека.

Сотворение человека, этот особый акт, подчеркивается текстуально. Бог говорит: «сотворим человека по образу нашему и по подобию нашему». При всей скупости библейского повествования, отсюда непременно следует вычитывать то, что человек понимается как существо особого рода, и эта его особость прямо связана с его обращенностью к Богу. Человек представляет собой мир в полноте, а сам факт появления человека делает мир «хорошим весьма», а не просто хорошим. Но эта полнота творения для человека означает какую-то его внутреннюю задачу.

Ну, выражаясь наукообразно, можно было бы сказать, что мир до человека – это скорее некий организм с многообразными функциями. Различные части мира, равно как и разные слои существования мира, неорганические и органические, и растительные, и биологические, - это все многообразные функциональные системы со своими внутренними функциями. А человек – надфункционален. В том смысле, что его задача не может быть выявлена изнутри сотворенного мира. Человек сам представляет собой какой-то предел, и он, чтобы жить по-человечески, должен осуществить некую задачу, связанную с миром в целом. Человек не может быть частью мира. Поэтому все попытки как-то встроить человека в мир, как его органическую часть, оказываются несостоятельными. Вот как ни возвращайся к матушке-природе, как ни объявляй ее своей матушкой, - не выходит. Человек может совершить над собой некоторое насилие, в лесу поселиться, жить в шалаше, кормиться подножным кормом, но все равно рано или поздно ему придется решать задачу воспроизводства своего опыта, который расширяется; рано или поздно придется допустить какую-то множественность форм существования человечества; наконец, человек почему-то всегда оказывается вынужденным задумываться о так называемых «проклятых вопросах бытия». Человек все время мучается вопросом, куда себя деть. Как вы знаете, он может осуществить ответ таким банальным отрицанием необходимости куда-то себя девать. Но факт тот, что никуда человек не может деться от того, что вот что-то он такое должен. Хотя, подчеркиваю, то, что он не может от этого отделаться, вовсе не означает, что человек будет реагировать на это адекватно. Как раз очень многие люди живут вполне растительным образом, по видимости, чем создают искушение думать, что человек легко может отказаться от этого таинственного предназначения. Но вот не выходит. Потому что механически этот образ жизни не воспроизводится. Человек на самом деле не может в чистом виде жить как дитя природы. Не потому, что не умеет технически, а потому, что это неосуществимо в принципе.

К слову говоря, известен такой психологический и духовный феномен. Те люди, которые чувствуют какую-то особенную привязанность к природе, чаще всего дистанцированы от других людей. Это, собственно, значит, что какая-то особая привязанность к природе, как к такому материнскому началу, - это есть перекос, и человек в такой ситуации обычно плохо сходится с другими людьми, ему очень неуютно в местах большого скопления людей, вроде стадиона или концертного зала.

Вот еще один странный феномен… известно, что в первобытном состоянии эта сама природа была естественной средой обитания человека. Но человек странным образом создает вокруг себя вторичную среду обитания – культурную. Не происходит этого в истории с очень ограниченным числом человеческих популяций. Конечно, про амазонских индейцев или про пигмеев никак не скажешь, что они создали вокруг себя заметное культурное пространство. То есть оно есть, но такое, невидимое. Или вот бушмены в Южной Африке… и им, кстати, довольно сложно освоиться в какой-то другой среде обитания, не похожей на свою. Но человек в принципе стремится за рамки естественной среды обитания.

Человек норовит что-то сделать с этим миром, который его окружает. Даже падший человек. Он просто делает это неадекватно, нехорошо. Но он препарирует этот мир. Устроен человек как-то так. Да, человек может жить в лесу. Но человеку неуютно жить в лесу. Человек может себя там уверенно чувствовать… ну вот, известно, что австралийские аборигены или те же африканские бушмены совершенно иначе ориентируются в лесу. Они различают такие шумы, обертона, запахи, которые человек цивилизованный вообще в принципе различить не в состоянии. Мало самому для этого вернуться в лес, надо не одно поколение породить на этом месте, чтобы эти навыки, быть может, восстановились. Но проблема в том, что, во-первых, это особенно не нужно, а во-вторых, даже пигмей – он с этим сосуществует не только как со своим привычным ему миром. А он с этим миром, хочет он того или нет, что-то вынужден делать, как-то нередко даже воевать. В общем, даже элементарную среду обитания внутри леса человек строит. Даже пигмей. Горилла, например, нет. У нее никакой вторичной среды обитания нет. Горилла встроена в этот мир. Я почему говорю про гориллу – потому что это один из высших приматов, равно как и шимпанзе. Живут себе и живут, вот как оно устроилось, так они и живут. У них нет какой-то внутренней потребности что-то с этим делать. А у человека такая загадочная программа есть. Так что даже лесным людям в лесу как-то не живется как в лесу, они из этого леса все равно норовят что-то сделать. А человек вообще – я имею в виду в основных его проявлениях – как-то из этого леса рванул в свое время, и так с тех пор на этом открытом пространстве чего-то странное осуществляет. И оно действительно странное, потому что с одной стороны, это всего лишь все-таки ну пусть развитая, пусть искусственная, но среда обитания, и не всегда адекватная, но с другой стороны, кроме среды обитания, инстинкт человека куда-то ведет за пределы этой среды обитания. Он все время норовит что-то такое вытворить, новое.

И это очень важный пункт в понимании природы и предназначения человека. Да, человек внешне может напоминать шимпанзе, и процессы питания, пищеварения и размножения могут быть идентичными. Но несмотря на эту видимую схожесть, человек имеет принципиальное различие от любых форм жизни животного мира. Дело не в том, что горилла запаздывает с развитием и ей надо дать еще пару тысяч лет, да еще потренировать немного - и она станет такой же как и все мы. Нет, человек содержит в себе нечто в принципе нестыкующееся с животным миром. Человека нельзя рассматривать просто как лидера, обогнавшего в развитии других животных. Нет, человек иной вовсе, вообще другое существо. И если даст Бог, мы еще поговорим с вами об этом на предстоящих наших встречах. А на сегодня уже время наше истекло. Я прощаюсь с вами и желаю всего доброго.