|
Заповеди Блаженства (1-2)
Как-то так люди устроены – постоянные
проблемы – у одного сарай построить, а у другого – сеть супермаркетов. Кому-то
обогреть свою хижину, а кому-то приобрести участок на Канарах. И, в общем, так
оно и быть должно – на то и жизнь нам дана, чтобы, решая задачи, преодолевая
трудности, развиваться, тренировать волю, свой ум, накапливать опыт. Беда
только, что мы зачастую забываем о главном – душе. А ведь, Иисус говорил:
«Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?»
------
Фрагмент Богослужения
О так называемых «Заповедях Блаженства»
нынешний наш с Вами разговор.
Я так думаю, все мы наизусть
знаем так называемые Заповеди Блаженства, произнесённые Христом в Нагорной
проповеди. И поём мы их почти за каждой литургией, да и текст, в общем,
понятен. Но, проблема, во-первых, в том, что мы к словам привыкаем, и теряется
острота их восприятия. А вся Нагорная проповедь, построена, как мы подчеркивали
с Вами, на сплошном скандале – ну согласитесь, это же просто кошмар, если
вдуматься - блаженны нищие, блаженныплачущие, блаженны изгнанные, блаженны преследуемые. Вот
если бы это не Христос, а сосед Гриша сказанул Вам такое, мол, хорошо быть
нищим, хорошо быть плаксой, хорошо быть избиваемым, Ваша рука наверняка потянулась
бы к телефону – вызвать карету «скорой помощи».
Но, прежде, чем рассуждать о, так сказать,
способах достижения блаженства, отметим такой вот предельный либерализм формы
этих Заповедей. Хошь - будь чистым
сердцем, не хошь – не будь – дело хозяйское, но если всё же захочешь стать
благополучным, очисти своё сердце и тогда почувствуешь радость созерцания
Небесного. Императива нет в этих
заповедях - вот обязан ты, должен поступать так-то и так-то. Отнюдь – никому ты
ничего не должен. Если сам желаешь побольше радости в жизни – стяжи
кротость.
Но давайте сначала – «Блаженны нищие
духом, ибо их есть Царство Небесное».
Вот уж кем нам точно не хочется быть, так
это нищими. Какие-то жалкие, убогие люди: все работают, а им лишь бы не
работать, а грязными и смрадными просить милостыню. А нищие духом – это что-то – вообще! Ну, кто
такие «нищие духом»? Те, которые сдвинулись, сумасшедшие? В общем, похоже. В
истории Российской Церкви очень часто сумасшедших почитали блаженными - даже
вот собор Василия Блаженного построен в честь знаменитого юродивого. В общем, непривлекательно
звучит сия заповедь ни с одной, ни с другой стороны.
Но давайте разбираться, во-первых, с
языком. Вот самое первое слово «блаженный», «блаженство» - его содержание
сильно изменено с течением времени. Блаженство в современном словоупотреблении – это ощущение пронзительного
удовольствия – скажем, после тяжелого трудового дня залезть в теплую ванну или
утонуть в мягком кресле перед большим плазменным телевизором, попивая хороший
виски, или марихуану курнуть. Вот это — блаженство в нашем понимании, но оно не
соответствует смыслу евангельскому, поэтому некоторые переводчики используют
здесь слово «счастье» - «Счастливынищие духом». Звучит получше, но всё равно не подходит. Счастье в нынешнем смысле
– это что? Жена красавица, или муж - принц аглицкий, собственный замок
роскошный, желательно с конюшней, машина миллионов за 5, дети-паиньки, ну и
т.д.
Нет, «блаженство» в евангельском
словоупотреблении означает более высокие чувства. Да - это наивысшая степень
счастья, но не материального уровня, а духовного. Блаженство - это предельно
высокое состояние духа.
«Блаженны нищие». Кто такие нищие? Бедные, что ли? Нет, конечно. Бывают такие
нищие, что – Вы меня извините – богаче всех нас здесь вместе взятых. И,
наоборот, сегодня очень много по-настоящему бедных, которых нищими не назовёшь.
Нищий по определению – это не тот, у кого нету, а тот, кто просит.
Попрошайничать, конечно, не очень хорошо,
особенно если оно пахнет паразитизмом – дескать, ты, дурачок, работай, на хлеб
насущный зарабатывай, ну а я пока отдохну, а потом вместе отужинаем – ты же
хлебосольный, не откажешь бедному родственничку.
Но – так это - в плане материальном. Что
же до духовного – здесь всё по-иному. Духа, которого всем нам так недостаёт, мы
не можем ни заработать, ни отнять, ни украсть, а только выпросить у Бога.
Совершенно верно, просить унизительно. В
этом-то и суть нашей задачи. Мы действительно не хотим унижаться – как
поставили себя выше Господа ещё в лице Адама, так и не желаем признать тот непреложный
факт, что Бог повыше нас будет. Нам действительно надо унизиться, то бишь,
слезть с Божьего трона. Мы-то о себе думаем, что мы сами с усами, и никакой Бог
нам не нужен. Унизиться здесь – это попросту изменить своё сознание, поставить
себя на место – вполне достойное, но соответствующее реальному положению вещей.
Не я главный, а Бог. Не Господь от меня зависит, а я от Господа. И если я
горделиво отвёрнут от Всевышнего, от этого хуже только мне, и моя задача
развернуться к Нему лицом, приблизиться к нему, осознать, что Он – источник
жизни.
Трагедия человечества, ведь, в чём
заключается? В Богоотступничестве, в разрыве отношений с Богом. И, наоборот,
Царство Божие – это когда Бог для нас становится самым главным – Царём. Царство
Божие – это согласие с Богом, это гармония со всем мирозданием.
И просить у Бога благодатных сил Духа
Святого – это не значит, ныть, зудеть и клянчить. Нужно в простоте сердца
склониться пред Всевышним и сказать: Ты мне нужен, я не самодостаточен, мне нужны
силы, которых мне крайне не хватает; дух мой немощен, укрепи меня,
облагодатствуй, обнови дух Свой во мне.
И вовсе не обязательно об этом кричать,
выводить рулады, задабривать Бога, пытаться вышибить у Господа жалость.
Всевышний Сам хочет нашего спасения и наследования нами Царства Божия. Наша
задача всего лишь изменить своё положение – не той частью, которая ниже спины,
а лицом обратиться к Богу и не высокомерно глядеть на Творца миров, что,
согласитесь – странно, а с кротостью и благоговением. Аминь.
------
Фрагмент Богослужения
Блаженны плачущие – новый вызов, очередная
перчатка, которую бросает Иисус слушателям, да и нам тоже. Во-первых, как могут
быть блаженными, плачущие? Ну, разве что, от радости. Но вряд ли Христос имел в
виду слёзы от неожиданно накатившего счастья – миллион Федя, вдруг, выиграл, и
его тёща в тот же день скоропостижно скончалась. Всё-таки, речь, по всей
видимости, идёт о слезах скорби. И
это никаким боком не лепится к нашему повседневному опыту. Если человек плачет
– наверняка ему плохо, и о каком блаженстве тогда речь?
Во-вторых, рыдать, это не очень красиво
даже женщине, а плачущий мужчина – это, собственно, уже и не мужчина, а так –
размазня. Настоящие мужчины не плачут – им воевать надо – стрелять в противника,
не моргнув глазом. Представьте себе сентиментального разведчика, который в
стане врага готов прослезиться сочувствием к ближнему. Сентиментальная женщина
– ну это куда ни шло, а мужчина – кому он нужен, даже в мирное время – тут
нужно быка завалить, овечке горло перерезать, а он расплакался – коровку жалко.
Ну кому нужен мужик, который даже курице голову отрубить не может. Плачущий
мужчина – это позор, посмешище, и если Петя по природе оказался
сентиментальным, то он свою сердечную чувствительность засунет себе куда-нибудь
поглубже - спрячет, а то и вытравит её, как зубные нервы удаляются, загрубит
своё сердце, вырастит на нём корку, сделает его подобно камню, чтоб было
непробиваемым, неранимым.
Оно, конечно, хорошо, когда ты защищён – в
доспехах. Но эта же защита и мешает – рыцарь в панцире тяжел, неповоротлив и
нечувствителен. Представьте, как ему обнять женщину, не говоря уже о большем.
Безусловно, мужчины и от природы менее сентиментальны, но в ещё
большей степени сыграла роль историческая культура – во все века поощрялась
жёсткость мужского начала, беспощадность к врагу, а как результат – и
безжалостность вообще. Мужская бесчувственность в веках воспета народом.
Выбросить свою невесту-княжну за борт в набежавшую волну – вот где настоящее
мужество.
Женщины тоже разные - встречаются очень
жестокие, но в общей массе, всё же они гораздо человечнее, чем сильный пол -
более чуткие. Поэтому и более ранимые - одно без другого не бывает. Одно дело
музыканту-слухачу находиться в оглушительно грохочущем заводском цехе, и совсем
другое - человеку глухому – последний вообще не будет испытывать дискомфорт от
зашкаливающих децибелов. Но глухой не слышит и человеческой речи, тем более -
шёпота.
Вот в храме – оглянитесь вокруг –
практически за любым Богослужением, большинство женщин. Почему? Да потому же.
Женщины слышат то, чего не слышат мужчины, и чувствуют, то, что бронированное
мужское сердце не воспринимает – легчайшее дуновение Благодати Духа Святого...
Ещё нужно сказать, что плачь сильно
скомпрометирован человеческим эгоизмом. Почему нам в известной мере противно
представлять себе людей плачущих? Потому что абсолютное большинство льют либо
крокодильи слёзы, либо рыдают из жалости к самим себе - даже на похоронах. А
бывает и того хуже – скорбят о благополучииближних своих. Как же так?! Я, такой хороший, вокруг все плохие, а живут лучше
меня! И любят их почему-то больше – как тут не взвыть?! Но нет на свете,
наверное, ничего отвратительнее, чем искривлённое, перекошенное лицо плачущего
завистника.
Свои «5 копеек» прибавляет ещё и, как бы
так сказать – сентиментальный мазохизм. Есть немалая категория людей, которые
наловчились извлекать удовольствие от моральных страданий. Хлебом их не корми –
дай побыть в роли жертвы, или на худой случай поотираться между теми, кому
действительно плохо. Если не в жизни, то хотя бы в кино. Так и говорили прямым
текстом – своими ушами слышал – «пошла смотреть индийский фильм - поплакать
хочется». Или – «такой хороший фильм, такой хороший – я так плакала!»
Понимаете, в чем тут дело? На самом деле
здесь тончайшая грань между человечностью, чувствительностью к чужой беде и
моральному мазохизму – грань эта не всегда очевидна. Внешне не всегда легко
различить, но по сути – это совсем разные вещи. Одно дело разделить страдания
человека, стать рядом с ним, подставить плечо в несении им тяжкого бремени, и
совсем другое – извлечь удовольствие от собственного умиления, наблюдая за
страждущим.
Я не уверен, что в данный момент все
улавливают мою мысль. Скорее всего, далеко не каждый обращал внимание на сие не
очень приметное психологическое явление, когда собственную боль люди умудряются
превратить в усладу. Явление-то парадоксальное. О нём упоминал Фёдор Михайлович
Достоевский в 4-й главе «Записок из подполья».
«Даже в зубной боли, - пишет Достоевский,
- есть наслаждение. Стонут, когда больно;
но стоны эти не всегда откровенные,
бывают с ехидством, а в ехидстве-то и вся штука. В этих-то стонах и выражается наслаждение страдающего; не ощущал бы он в них
наслаждения - он бы и стонать не стал.
Я вас прошу, господа, - продолжает Федор Михайлович, - прислушайтесь
когда-нибудь к стонам образованного человека девятнадцатого столетия, страдающего зубами, этак на второй
или на третий день болезни, когда он начинает уже не так
стонать, как в первый день стонал, то есть не просто оттого, что зубы болят; не так, как какой-нибудь грубый мужик, а так, как человек тронутый развитием
и европейской цивилизацией стонет… Стоны его становятся какие-то скверные, пакостно-злые и продолжаются по целым
дням и ночам. И ведь знает сам, что никакой себе пользы не принесёт стонами;
лучше всех знает, что он только напрасно себя и других надрывает и раздражает;
знает, что даже и публика, перед которой он старается, и всё семейство его уже
прислушались к нему с омерзением - не верят ему ни на грош и понимают про себя,
что он мог бы иначе, проще стонать, без рулад и без вывертов, а что он только
так со злости, с ехидства балуется. Ну, так вот, в этих-то всех сознаниях… и заключается
сладострастие. Дескать, я вас беспокою, сердце вам надрываю, всем в доме спать
не даю. Так вот, не спите же, чувствуйте же и вы каждую минуту, что у меня зубы
болят…»
Итак, плач плачу – рознь. Своей заповедью
«Блаженны плачущие» Господь призывает нас не стонать злостно, и не выть от
досады. Не плаксами и нытиками слыть. А быть чуткими к чужой боли, сердечными –
не просто умом понимать – теоретически, так сказать, а действительно
сочувствовать, сострадать страждущим, быть человечными, небезразличными,
любящими, близко принимающими чужую беду к сердцу – с плачущими плакать, как
говорил апостол Павел, а с радующимися радоваться.
И таковым, в качестве награды, Господь
обещает утешение. Конечно же, не в узком смысле этого слова – дескать, плакал,
а потом перестал. Утешение – это празднество, пир горой, вино рекой. Типикон –
книга такая – церковный устав с указаниями, когда и как должно проводить
Богослужения – и там обычно по праздникам предписывается «на трапезе монашеской
братии утешение велие», т.е., до 3-х
красовуль вина. «Красовуля» – это чаша такая, четверть или пол-литровая.
Здесь, конечно, не стоит делать далеко
идущие филологические выводы – идентифицировать старорусское «утешение» и
греческое «oi
penqountes». Но по глубинной
сути, это, примерно, так. Человек, который воспитал свою душу в чуткости, в
Царстве Божьем, сможет и Бога «почувствовать», если так можно выразиться, и
поистине насладиться высочайшей степенью блаженства. Радостью общения с Господом,
миром ангельским и со всеми праведниками.
------ Фрагмент
Богослужения На этом мы завершаем нашу Богослужебную телепрограмму,
и я прощаюсь с Вами до встречи через неделю. Всего Вам доброго.
|
|