•              Митрополит Кирилл Гундяев. Может ли христианин использовать силу против зла?

•              О. Яков Кротов. Не унижает ли вера человека?

•              Митр. Антоний Блум. О сотворении мира (начало)

•              О. Виктор Веряскин. Как понимать - "иудеи соблазнились Христом"?

•              Продолжение телебеседы прот.Иоанна Замараева о духовных судьбах человечества. Богооткровение и Богопознание. Причины разделения единой Церкви

Здравствуйте, дорогие телезрители.

Не убивай – гласит одна из заповедей Декалога.

Звучит убедительно и, на первый взгляд, само собою разумеющимся.

Ну а если война - как быть? Отказаться от воинской повинности? Не брать в руки оружие? Есть христиане некоторых протестантских церквей, которые так и понимают эту заповедь - в категоричном смысле этого слова - и отказываются служить в армии.

А если бандиты ворвались в твой дом и угрожают жизни твоим родным – детям и жене – что, защищать близких тоже нельзя – как бы в драке кого не убить из преступников?

Дело в том, что заповедь «Не убивай» первоначально записана была не на русском языке и не украинском, а на древнееврейском, и в этом месте употреблено еврейское слово, обозначающее не убийство вообще, а криминальное убийство. Впрочем, в новых языках тоже есть разные слова, обозначающие лишение жизни человека, например, казнь преступника.

Поэтому, шестая заповедь декалога «не убивай» не является основанием для отмены смертной казни преступников или отказа от службы в вооруженных силах.

На эту тему рассуждает мой учитель по Ленинградской академии - Владыка Кирилл Гундяев. 

Кирилл Гундяев:

- Я бы хотел обратить ваше внимание на следующее очень важное обстоятельство. Православная Церковь никогда не исключала возможности использовать силу для сопротивления злу. А в каких же случаях Церковь благословляет использовать силу? Таких случаев очень немного, это, можно сказать, крайние случаи, но такие случаи бывают. Первые случаи – это когда враг нападает на ваш дом, на вашу семью, на Отечество. Когда против человека или общества, или государства развязывается агрессия, когда нет никаких других способов, чтобы эту агрессию остановить, то защита ближних и Отечества своего становится долгом каждого человека. И если, защищая ближнего, кто-то жертвует своей жизнью, то Церковь верит, что такой человек обретает прощение в глазах Божиих и спасается. Потому что «нет больше той любви, как кто душу свою положит за други своя». То есть, нет большего совершенства, как если кто жизнь отдаст за других людей. А что значит, отдать жизнь за других? Это, в первую очередь и чаще всего, защитить того, кто сам не может защититься, и, защищая другого, пожертвовать своей жизнью. Вот на этой идее основывается многовековая традиция патриотического воспитания нашего народа. Церковь вдохновляла всегда людей на служение друг другу, а значит, и на служение Отечеству, и на готовность, когда это потребуется, даже жизнь свою отдать. В истории хорошо известны случаи, когда Церковь благословляла свой народ на ратный подвиг. Наиболее известное, ставшее хрестоматийным, это упоминание о том, как преподобный Сергий благословил князя Дмитрия Донского на то, чтобы дать бой захватчикам на Куликовом поле, и послал на это поле двух монахов – Ослябю и Пересвета, которые пали в единоборстве с врагом. Ну, и много других примеров: и князь Александр Невский, и многие-многие другие воины - как византийские, так и русские - которые подвигом своим прославили имя Божие, потому что жизнь отдали за ближних своих. Вот сегодня, когда у нас очень часто осмеиваются такие ценности, как любовь к Отечеству, патриотизм, голос Церкви продолжает настаивать на ценностях этого порядка, потому что они являются не только ценностями общечеловеческими, но ценностями в очах Божиих. И дай Бог, чтобы народ наш, и особенно молодежь наша, воспитывалась в этой системе ценностей. У нас не должно быть ни к кому зла, но у нас всегда должна быть способность защитить своих ближних и свое Отечество. И вот сама эта способность свидетельствует о высоком духовном и нравственном уровне людей. А когда человек теряет способность пожертвовать чем-то для других, в том числе и жизнью, это свидетельствует о духовной смерти. Цивилизация, которая не способна сама себя защитить, нежизнеспособна. И мы должны это помнить всегда, и храня мирный дух по отношению к ближним и дальним, всегда оставаться способными защитить себя и свое Отечество. 

Далее продолжает нашу телепрограмму  отец Яков Кротов беседой «о Христе и христианстве».

Яков Кротов:

- Мое почтение. Я хотел бы ответить на вопрос, не унижает ли вера человека? Как говорят проповедники христианства? Как я сам иногда говорю? Бог так любит человека, что Сам стал человеком, сошел для его спасения. И во Христе вот эта забота о человеке проявляется вовсю. Это как лозунг «Христос воскресе!» - растянули его посреди улицы, и он висит. На самом деле, на уровне практического религиозного поведения христианская религия, и не только она, но я отвечаю за нее, конечно, человека унижает. Мы говорим человеку: нужно каяться, ты полюбил другую женщину, давай, скажи о своей любви публично, возьми благословение, объяви о ней, вот прошей ее скрепочками – не доверяй себе! Это унизительно? В общем, да – что, он сам дурак, что ли? Нет человека, который был бы жив и не согрешит – вот она, вера. И даже литургия начинается со слов, правда, древнееврейского псалма, но, все же, псалмов много, а мы выбрали именно этот: «Не надейтесь на князей и сыновей человеческих». Ну, что это такое – и на меня нельзя надеяться? Выходит так - это унизительно. Теоретически, человек это у-гу-гу! А практически – а не пошел бы ты, голубчик, в очередь на исповедь…  Не унижает ли это человека? Какого размера человек? Вы знаете, это опять мы возвращаемся к определению веры. Вера это уверенность в невидимом. Это определение апостола Павла: «Вера это уверенность в невидимом, и осуществление ожидаемого». «Ожидаемого» - у апостола Павла стоит очень сложное греческое слово, которое дословно означает «становление сущностью», «воипостазирование». Так вот, уверенность в невидимом – это не только уверенность в Боге, уверенность в невидимом – это уверенность в себе. Я – большой или маленький? Была такая милая песенка: «Мир - большой, я – маленький». Я – и то, и другое одновременно. У Хемингуэя в романе «Прощай, оружие!» - знаменитый эпиграф: «Человек – не остров, человек – часть материка». Это цитата из проповеди настоятеля собора святого Павла в Лондоне Джона Донна, он же – известный очень поэт. Проповедь он писал -  у него была лихорадка, он почти умер - знаменитая эпидемия чумы в Лондоне в середине 17-го века – и вот, когда он лежал в этом жару, в этом бреду, он потом это записал: «Я наполняю всю вселенную, вот, мой палец это планета, кровь, которая бежит во мне, это реки, это Млечный Путь». Конечно, это физиологическая реакция, это бредовое состояние, но оно чему-то соответствует. И оно соответствует тому, о чем сто лет спустя писал Ломоносов: «Я – червь, я – царь». Человек одновременно и самое маленькое существо в мире, и самое большое. Самое маленькое – по отношению к Богу. Образ и подобие человека Богу означают – все остальные существа в мире находятся в системе координат тварных, даже ангелы. Ангелы это тварные существа, и их меряют какими-то тварными категориями. Кошку меряют в сравнении с другими кошачьими, а человека меряют в сравнении с Богом. Поэтому человек – самое маленькое существо в мире. Когда я открываю для себя невидимого Бога, я чувствую, насколько же я исчезаю в Нем. А потом – вторая половина, о которой говорил апостол Павел – осуществление надежды. Потому что, встретив Бога, я понимаю, что я создан по его образу и подобию, что я так же велик, я способен быть безграничным, безгранично великим. Это осуществляется, но осуществляется вечно. Потому что бесконечно большой организм - бесконечно, вечно растет. Это и есть вечная жизнь. Чем плоха гордыня? Она мне говорит: ты великий человек – ура! А смирение мне говорит: ты огромный, но насколько же больше впереди! Так что вера не возвышает человека и не унижает, а просто показывает человеку вектор – вектор бесконечного роста. И только у человека бесконечность является не просто соседкой по вселенной, а частью нашего существа – образа и подобия Божия. Отсюда парадоксальность религиозного чувства, потому что это одновременно и чувство ничтожности, крошечности, трепета перед Богом, и в то же время – чувство вечности, бесконечности и ощущение своего собственного величия. Оторвать одно чувство от другого – все, ты невротик, параноик – ужас! Пока и когда они вместе, ты нормальный, полноценный, живой человек, который, наконец-то, нашел свою позицию в мире. 

По обыкновению, давайте послушаем с Вами несколько слов блаженной памяти митрополита Антония Блума. 

Антоний Блум:

- Когда мы думаем о Боге, мы в Нем видим три Лица. Когда говорим об Отце, мы говорим и думаем, и с трепетом предстоим перед Богом во всей Его глубине и непостижимости. Это Бог, другого слова у нас для Него нет. Это Тот, Который есть, без прилагательных, без обстоятельств, которые бы Его привели к бытию. Он есть. Он самое бытиё и бытиё не пассивное, не неподвижное, а бытиё, которое является одновременно жизнью, полнотой движения, и Он для нас непостижим в этой Своей глубинной сущности. Так же, как непостижим для нас огонь в сущности своей. Мы его видим, мы его ощущаем, но быть огнём мы не можем. И даже, если мученики сгорали в тварном огне, они приобщались только к тварному пламенению. Но Бог, как огонь непостижимый, непостижим для нас до конца.  

Православный миссионер отец Виктор Веряскин отвечает на вопросы аудитории. Давайте на несколько минут присоединимся к слушателям.

 - Как понимать, «иудеи соблазнились Христом»?

Виктор Веряскин:

- Я думаю, что самое главное здесь это то, что ветхозаветные верующие, евреи, иудеи, они ждали Мессию, посланца от Бога, но они создали свой образ Мессии. Они исказили обещание пророков и создали желаемый для них образ Мессии, потому что они часто жили в плену, в политической зависимости, в экономической какой-то там бедности и они ждали, что придёт Мессия, прежде всего, политически освободит их от рабства, там, вавилонян или римлян, даст им независимость - незалежність… А Он пришел и говорит – Я вообще не по этим делам. Я не собираюсь решать, там, ваши вопросы с колбасой. Помните, пришли к Нему двое и говорят: мы не можем наследство поделить, а Он говорит – а кто Меня поставил вас делить? Ещё этим Я не занимался. Я проповедую о Царстве Небесном – это Царство истины, добра и красоты. Я вам возвещаю высшие принципы, а вы их сами применяйте в конкретике вашей жизни, Я вам на свободу это оставляю. А они говорят: о, а нам такой Мессия не нужен, нам другой нужен, и мы будем ждать другого, и того отвергли. Вот так они соблазнились, потому что они ждали, как Чапаева, что Он на лихом коне приедет, а Он - на осле. Потому что конь – это был символ воинственности, а осёл - был символом смирения и примирения, и их это не устроило, и в итоге они не приняли, соблазнились об Иисусе Христе. И вы знаете, что самое страшное, что у нас с вами есть такая же опасность. Мы сегодня, может быть, ждём Второго пришествия Христа. Куда деваться, некоторые читают, что в последнее время живём, когда-то ж Он все равно придёт, и мы даже немножко себе представляем это, пытаемся представить. Как Он придёт? Когда Он придёт? Как Он будет выглядеть? Но мы с вами можем повторить ошибку тех древних иудеев – это одна из причин, почему нам нужно точнее знать Священное Писание и конкретное предсказание, и конкретные признаки, а так мы можем так же Его не узнать, как не узнали иудеи.  

И последняя - богословская часть нашей телепрограммы.

Остановились мы с Вами в прошлый раз на том, что Рим, даже церковный, продолжает в веках демонстрировать свое умение осваивать территории, осваивать мир. Поражает его внимание к конкретике жизни, которое было свойственно еще Риму античному с его нарочитой приверженностью к юридическому порядку, умению его поддерживать, умению цивилизованно освоить тот или иной участок вселенной.

Трудные времена темных веков научили Рим еще и умению выживать во что бы то ни стало. И это умение сохраняется и в поздние Средние века и даже до сего дня. В то время, как греческий мир демонстрирует отчетливую способность медленно вымирать, мужественно при этом сохраняя всю полноту богатства. В том числе и античного наследия.

Так вырисовывается еще одна деталь. Православие, Восток, греки хорошо умеют хранить свое предание – не случайно православная традиция о себе в первую очередь заявляет как? Как о традиции хранения преемственности. Предания в его подлинности. Не ущербное, не поврежденное и так далее.

Покойный протопресвитер Иоанн Мейендорф особенно любил уделять внимание вот этим расхождениям между восточным и западным миром, разнице культур, менталитета и прочему. Он постоянно подчеркивал преимущество восточного богословия, восточной ментальности по сравнению с западной. И в громадной степени был прав. Действительно, восток возвышен, элитарен. Но он, как нежный цветок – сегодня благоухает, а завтра засох, и его, как и не было.

Достаточно посмотреть на современную ситуацию. Вот что такое православный мир сейчас, с точки зрения человека с политически окрашенным мышлением. Он скажет: покажите мне хоть одну сколько-нибудь значимую православную церковную организацию. Что осталось от древних больших патриархатов, которые действительно производили впечатление и своей территорией, и богатством своих духовных традиций, и своим политическим и культурным влиянием, и чем угодно?  Что осталось от Александрии времен Кирилла Александрийского? Пшик, полный и совершенный. Нынешний Александрийский патриархат насчитывает – сколько бы вы думали? – несколько десятков тысяч номинальных членов. То есть этнических греков, которые сохраняют свое православное исповедование. Для сравнения – коптов, которые есть номинальные монофизиты, якобы монофизиты, как Вы помните, - их несколько миллионов. Но при этом копты составляют 10% египетского населения. Так, на минуточку. Египтяне-мусульмане в упор могут не замечать каких-то там 10% - на девять мусульман один копт. Смешно. Причем копты в основном живут компактно в больших городах…  Константинопольский патриархат – это вообще смешно. Его самые большие епархии расположены в США, которые его и подкармливают. Да, собственно, и Московский патриархат, если так разобраться, с точки зрения видимой мощи, - тоже смех один. Что такое нынешний Московский патриархат в цифрах? 12 тысяч приходов. Прикиньте, сколько в среднем мы можем положить прихожан на один приход? Ну, допустим, 50. Что получается в итоге? – 600 тысяч. Что такое эти 50 прихожан, то есть, что это за реальная основа церковной организации, - это, наверное, в комментариях не нуждается. Ну, добавьте к этому еще тысяч 20 священнослужителей, - получится сущая ерунда. Ну, это я имею в виду Московский патриархат на территории России. Для сравнения – Московский патриархат на территории Украины - 10 тысяч приходов. Представьте себе, что будет с МП, если она лишится украинских приходов, которые многолюднее, богаче и так далее. И если мы считаем вот эту, физическую, наглядную мощь… - ну, смех один! Для сравнения – знаете, сколько в Римско-Католической Церкви одних только членов иезуитского ордена? 50 тысяч. То есть это все приходы и Киевского Патриархата, и Московского, вместе взятые, с их священнослужителями, клиром и псаломщиками. И это – ОДИН орден! Правда, самый многочисленный, надо признать. Но это – Орден, это активные члены Церкви, ответственные, образованные – иезуиты славятся высочайшим уровнем образования. И их – 50 тысяч! При том, что католичество, мол, в кризисе, народу все меньше… Это все так, да. Но 50 тысяч активных членов Ордена – какие там прихожане, кто их там считает! Маленький доминиканский орден насчитывает 7,5 тысяч братьев. Доминиканцы – это тоже активные миссионеры, ученые и т.д. 7,5 тысяч! Средний курс Московской духовной академии насчитывает 10 – 15 человек. В семинарии – больше, естественно, народу. В академии – меньше. В Киеве вообще Духовных академий настоящих нету. Их реорганизовали каким-то таким хитрым образом, что посмотришь программу – обычная семинария, а называется академией. Римско-Католический мир – это более 3 тысяч епископов. Епископов! В МП, которая считается самой крупной – 146 – 150. Ну, и как теперь этому римскому миру, который, пройдя через многие испытания, претерпев множество пертурбаций, тем не менее, свое какое-то реальное влияние сохраняет? Когда папа Бенедикт 16-й, нынешний папа, поехал в Кельн, на встречу, не помню с кем, кажется, преимущественно с молодежью, - собрался миллион народа. Понятно, что 80% - это зеваки, которые пришли на папу поглазеть, - но так они ж пришли! Кто у нас придет глазеть на нашего патриарха или митрополита Сабодана? Или на Московского Алексия II? Как-то было дело, открывали в Москве памятник равноапостольным Кириллу и Мефодию на Старой Площади, - стоял Алексий II, дюжина епископов и всего лишь человек сто прихожан, которых еле уговорили придти на это мероприятие, а вокруг площади по периметру – грузовики с милицией. Милиции было минимум в 10 раз больше, чем прихожан. Т.е., никакого интереса – Алексий так Алексий, ну патриарх, ну и Бог с ним.

А вот если бы папа Римский приехал, то яблоку не было бы где упасть. Отчасти, поэтому его, наверное, в Россию и не приглашают. То есть, вот, пожалуйста, - все-таки то, что сумел сохранить западный христианский мир… Да, много можно говорить о том, что вот то-то было несправедливо, что что-то там было за счет известного обмирщения, что все это - наследие мрачных времен инквизиции и папоцезаризма, - и это все правильно, но - тем не менее! Машина-то работает! И не сдается, и обнаруживает свою жизнеспособность! Более того, число католиков по всему миру начинает медленно расти. Католики основывают новые территории. Южная Америка, Африка, во Вьетнаме есть кардинал… Вьетнам!.. С точки зрения истории христианства, это что? – абсолютно пустое белое пятно. Пожалуйста! В Китае, где, так сказать, фактически католики находятся на подпольном положении, их число растет. В Китае! И так далее, и так далее…

Поэтому Запад – это намного серьезней, чем кажется на первый взгляд. И дорожить ценностями православия, конечно, надо, но не терять способности учиться и делать выводы. Учиться не зазорно и в преклонном возрасте, и в царском достоинстве. А вообще-то можно сказать и больше – умение учиться у своих оппонентов обнаруживает очень важное христианское качество – смирение, без которого полноценная духовная жизнь невозможна, потому, что гордым Бог противится, а смиренным дает Благодать.