Здравствуйте, дорогие телезрители!

Начнем нашу с вами христианскую просветительскую телепрограмму с фрагмента выступления на открытой встрече отца Георгия Кочеткова, известного во всем мире православного миссионера.

 Георгий Кочетков:

Кто должен просить прощения? А вот весь народ, а все, кого народ сочтет представителями своей совести, любой человек. Если патриарх, пусть патриарх, если президент, пусть президент, если какой-нибудь министр, пусть министр, если какой-нибудь монах, пусть монах, если какой-нибудь коллектив или круг друзей, пожалуйста. Пока этого не делает практически никто. А без очищения невозможно возрождение. Надо обратиться к силе Божьей, к силе Божьей любви – будем говорить более конкретно, более понятно всем, что имеется в виду. Надо к ней обратиться, и только тогда вот эта черная пелена сойдет с наших глаз, с нашего сердца, из нашей жизни. В нас укрепится радость, которой нам всегда не хватает, и мы ищем поэтому бесконечных суррогатов. В нас укрепится любовь и та же самая свобода, ну хотя бы вот эти основоположные вещи. Мы сможем снова познавать истину, а не просто то, что высчитывается по формулам. Это принципиально, и до сих пор этого нету. И это ответственность всех, кто живет на нашей земле, кто бы кем бы ни был.

Вот нам нужно вернуться к этой совести, к этому голосу Божьему внутри себя. И нам нужно понять, насколько это связано с тем, что сказал нам Христос. Именно нам с вами, не просто древним евреям, или древним грекам, или древним римлянам, или кому бы то ни было еще, а вот нам с вами. Я думаю, что это прямо относится к той тайне жизни, которая в каждом из нас как-то живет, которая нас призывает к какой-то ответственности, а значит, к каким-то границам, за которые нам, живя по совести, переходить в принципе нельзя. Вот как раньше, допустим, было много людей, которых воспитывали так, что они в принципе не могли соврать, хоть убей, или в принципе не могли взять чужого, хоть убей, хоть он умрет с голоду. Мы потеряли ключ к такого рода воспитанию. У нас все относительно, мы все время абсолютное делаем относительным. Конечно, нельзя, но если очень хочется, то можно, или если очень нужно, то можно. Мне кажется, от этого надо уходить, если мы хотим возродить свою внутреннюю жизнь, если мы хотим при этом друг друга увидеть в лицо. Не пугаться взгляда, встретиться лицом к лицу, глаза в глаза, с людьми как близкими, знакомыми, так и незнакомыми, не близкими нам, а может быть, даже иногда и несимпатичными очень, может быть, когда-то сделавшими нам какое-то зло. В жизни каждого человека есть такие люди, их можно называть врагами, можно не называть, это сейчас неважно.

Конечно, я не описал всего христианства, это понятно. Но мне кажется, что я сказал самое главное о христианстве. Нужно сначала открыть двери любви, надо открыть свое сердце и не бояться давать авансы любви и доверия всякому человеку, с которым ты столкнулся, может быть, даже случайно. Это не только правило для священников, без этого священником вообще нельзя быть. Это, мне кажется, надо сейчас громко сказать, распространить на всех, даже на тех, кто себя верующим-то христианином сегодня не считает. Надо давать авансы любви и доверия каждому человеку, начиная от маленького ребенка, которому тоже это надо, поверьте мне, мне много приходится работать с людьми самыми разными, до седовласого старца. Это нужно и людям адекватным, и неадекватным, с добрым и светлым прошлым и совсем иным прошлым или настоящим. Это нужно всем. Мы разучились жить вместе, мы разучились давать авансы любви и доверия друг другу, без условий. Мы настолько разучились это делать, что иногда теряем человеческий образ, человеческий облик. На нас действительно бывает трудно положиться. Вот всему этому надо положить предел, это надо остановить.

Но, конечно, человек не может жить только отрицательными ценностями: это не делай, туда не ходи. Человек не может так. Человек должен хорошо знать, а куда же он движется, к кому он идет, на кого он смотрит, с кого он берет пример. Христианину здесь легче: ему заповедано смотреть в этих случаях только на Христа, и больше ни на кого. Поэтому он никогда не впадет в уныние, он никогда не разочаруется, не расстроится в жизни. Всякий унывающий человек в каком-то смысле еще не совсем христианин, потому что уныние – это не то, что зависит лишь от внешних условий жизни, или от состояния здоровья, благополучия и т.д. Давайте попробуем пожить в такой духовной обстановке веры в Бога и веры в человека, то, что утверждает христианство. Христианство есть вера в Бога и вера в человека, потому что таким был и Сам Христос, только в совершенном, так сказать, состоянии.

-----

Отец Виктор Веряскин со своими размышлениями о взаимосвязи христианства с национальной идеей.

 Виктор Веряскин:

Мы периодически, хотя мы через это немножко как бы комкаем и перескакиваем, но тем не менее, надо помнить магистральную мысль. Например, когда мы отпеваем кого-то, хороним, мы часто читаем отрывок из Апостолов: «При гласи архангелови и трубе снидет с небесей, мертвые во Христе воскреснут…», мы про себя, может быть, не думаем, что это еще актуальнее. Если четыре-пять раз архангел Михаил прямо по имени назван, и назван в таких обстоятельствах, что, может быть, вторым пришествием с неба Христос сойдет, как написано, с ангелами своими, а мы к Нему навстречу с Великим гербом Украины, на котором архангел на самом верху. Ну, хорошо бы еще, чтобы и в уме, и в сердце был, и правильное понимание, и правильное отношение. Без шуток: мы не связываем эти вещи, а их можно было бы связать. Потому что завтра, послезавтра, через годы или через десятилетия, или это через столетия, для вечности это не имеет значения, но если мы всерьез…

Начинали мы с притчи, а там написано: долго Хозяина не было, и посланников убили, и сына убили, а отвечать за использование сада все равно придется. А если мы даже не верили и не знали, что ангелам поручено управление народами, историей, политикой, жизнью отдельного человека, а некоторые люди уже устали молиться ангелу-хранителю, или правило выполнять какое-то, потому что трудно себе представить, как он выглядит, как он участвует в моей жизни, как он откликается на мою молитву, - а хотелось бы все это увязать, пусть даже в каком-то осовремененном и немножко откорректированном понимании и восприятии.

Вы же помните, наверное, 12-я глава Апокалипсиса: а на небе произошла война, архангел Михаил воевал с драконом, который своим хвостом увлек третью часть звезд и т.д. И это связано с какими-то вопросами: там и жена, облеченная в солнце, и она родила ребенка мужского полу, и Церковь побежала в пустыню… Может быть, не совсем понятны эти образы Апокалипсиса, а они связаны с будущим, с надеждой и с тем же архангелом Михаилом. И может быть, подсознательно эти художники интуитивно, не вполне осознанно, выносят сегодня на великий герб Украины первого после Бога: «Тот, кто как Бог» – перевод слова «Михаил». И в это же время другие силы этому препятствуют, говорят: «Вы не то нарисовали, не так нарисовали, уберите вообще, нам такой герб не нужен». Это не смешно. Мы не знаем историю, как мыслили о гербах.

Основатель государства, условно называемый первый президент Украинской народной республики, Михаил Грушевский, считал себя социалистом. И он на гербе предлагал нарисовать плуг, соху, чтобы он был эмблемой Украины. Мы, он говорил, аграрная страна, у нас хлебопашцы, у нас главное крестьянство, давайте плуг сделаем гербом Украины. И вот иногда мы думаем: хорошо, что не утвердили. Мы можем смеяться, но, друзья дорогие, это очень интересно. Потому что он поручал кое-кому обосновать концепцию и разработать художнику, хорошо нарисовать, эскизы остались. А мы дожили и дозрели, пусть столько десятилетий спустя, до осознания, что ангел повыше плуга будет, а не только повыше даже запорожского казака с его пищалью.

Это интересный вопрос, потому что мы же думаем: мы сами всего достигнем, «Никто не даст нам избавленья, ни Бог, ни царь и ни герой, добьемся мы освобожденья своею собственной рукой», тем более с мушкетом, с пищалью. И эта самонадеянность – это не совсем христианская черта. Даже запорожское казачество понимало: у них был храм, у них была икона, у них была хоругвь, и они хотели небесного покровительства и заступничества Божьей Матери. Казачество было глубже и духовнее в некоторых вопросах, при всех своих других моментах.

И поэтому я думаю, дорогие друзья: украинская нация в хорошем смысле этого слова дозревает до более целостного, до более глубокого и высокого понимания своих символов, своего предназначения. И может быть, эти утраты, которые мы понесли на этом этапе, они… как вам сказать правильно, словами Юлиана Вассияна? Без пролития крови не бывает прощения, напоминает нам Новый завет и Евангелия. Без утраты не бывает приобретения. Это же божественная диалектика, оказывается. Если не отдашь, и не примешь, если не выдохнешь, то и не вдохнешь. Есть закономерности и алгоритмы, как это все работает. Я так думаю, что надо глубже стараться понимать эти идеи.

 -----

Отец Андрей Кураев продолжит делиться своими рассуждениями о сходствах и различиях религиозных миросозерцаний.

 Андрей Кураев:

Дальше, если Бог есть любовь, то это реабилитирует наши слова, реабилитирует человеческие поиски, человеческую мысль. Потому что, если Бог есть любовь, это означает, что Он знает наши немощи, знает, насколько убог наш интеллектуальный инструментарий, насколько неподходящ для разговора о Боге наш лексикон. И тем не менее, Он соглашается: «Хоть кем угодно Меня назови, но Я готов терпеть, готов откликнуться». Вот вспомните, в семейной жизни. Да, мы понимаем, что ребенок не всегда может назвать нас правильно, тем более по имени-отчеству. Но мы рады даже тем словам, которые он употребляет. Так вот, любовь, она смиряется, она не требует совсем уж всего – но хоть немножко.

Представьте себе такую сценку. Университет, учебный год, семестр, и некий студент Вася свято исполняет главную формулу студенческой жизни, а именно: «от сессии до сессии живут студенты весело, а сессия всего два раза в год». Но пришла эта пора тяжелых испытаний, сессия. И он проваливает экзамен по греческому языку. Пересдача – опять проваливает. Третья пересдача должна быть уже кафедральная, комиссионная. Но профессор идет навстречу и говорит: «Знаешь что, Вася, так и быть, дам тебе шанс третий раз пересдать, но имей в виду: время сессии кончилось, поэтому я в университет ради тебя одного не поеду, но вот тебе мой телефончик, адресок. Когда будешь считать, что ты готов, звони мне, приезжай, я дома у тебя приму, так и быть». Проходит несколько дней, Вася считает, что этого времени достаточно, чтобы выучить греческий язык, и едет к профессору на экзамен. Профессор сажает его на кухне, дает: «Вот тебе словарик, вот тебе чистый лист бумаги, вот тебе текст для перевода, работай». И сама уходит куда-то по своим семейным делам вглубь квартиры. Вася, что мог, написал, перевел, и по-мужски решает ускорить течение своей кармы, и идет на поиски профессора, чтобы скорее отчитаться. Из-за одной полуприкрытой двери слышит какие-то звуки. Он подходит туда, нерешительно заглядывает и видит такую сцену. Профессор стоит на четвереньках перед своим двухлетним внуком и общается с ним, причем на языке своего внука, коверкая слова, сокращая… По-русски, правда, не по-гречески. Понимаете, тут есть два возможных варианта реакции. Первое. Можно сказать: «Какой кошмар! До чего семейная жизнь доводит человека! Профессор университета не то что греческий, русский язык забыла, его правила, и так вот унижается, кошмар! Никогда не женюсь. На Афон, в схиму и т.д.». Это один вариант реакции. Второй вариант. Можно сказать так: «Какая удивительная любовь в этой женщине, что, несмотря на то, что она профессор греческого языка, она со своим малышом беседует на языке этого малыша!».

Понимаете, точно такая же вилка бывает в сознании людей, когда они открывают архаично-религиозные тексты, в том числе и Библию. То есть можно возмутиться: «Ну какой примитив! Действительно, сказки древних скотоводов, такие примитивные вещи». Можно возмутиться. А можно обрадоваться и сказать: «Как это удивительно, что Бог говорит на языке этих древних скотоводов, и говорит так, что и современным профессорам это бывает очень интересно. И трудно бывает даже и понять все смыслы и оттенки, которые там есть». Так вот, если Бог есть любовь, тогда Он разрешает нам быть косноязычными.

Тогда перед нами стоит очень непростая задача, та же задача, что перед любой наукой, любой. Видите ли, из чего рождается наука в Древней Греции? С того, что люди осознают свою субъективность, вот и все. В этом рождение и науки, и философии. Оказывается, мы можем ошибаться, сами этого не замечая, и надо копить опыт своих ошибок, учиться на ошибках. Как мы можем ошибиться? Естественно, первый шаг, когда начинают копиться эти ошибки, первый шаг очень разочаровывающий, что ничего ты не знаешь, Джон Сноу, не только о Боге, но и о мире, ни о чем. И вот досократики торжественно делятся этим своим знанием: «Ахиллесу не догнать черепаху, ахаха, все не так, как вам кажется. Ничего мы познать не можем, все совершенно непохоже на то, чем кажется», и прочая, и прочая. Но дело в том, что на досократиках не остановилось развитие человеческой мысли.

Это была только постановка вопроса. Да, мы обманываемся, да, нас обманывают, но это означает, что надо просто быть умнее. А давайте пробовать искать возможность минимизировать наши обманы и наши иллюзии. Стопроцентной достоверности во всем мы не достигнем никогда, но это не повод для самоубийства. Дальше я цитирую св. Кирилла Иерусалимского, это, правда, 4-й век. «Если я не могу выпить целой реки, это не означает, что я не должен из нее черпать в меру, потребную для меня. Если я не могу съесть все бананы, которые растут в мире, это еще не повод, чтобы отказаться от вкушения хотя бы одного». То есть, здесь не должно быть вот этой позиции «все или ничего». Да, всего мы познать не сможем, ни в материальном мире, ни на пути самопознания, ни в мире богословском. Но что-то можем. И могут быть зоны доказуемости. Может быть, они небольшие, но они могут быть, давайте их расширять.

Дальше. Оказывается, очень рано оказывается, со времен Сократа уж точно, что наше сознание устроено немножко асимметрично. Мы умеем лучше разрушать, чем созидать. Типичный пример, простите – православное богословие. Великолепно умеет находить ереси и их обличать, и на самом деле не очень хорошо умеет защищать себя самое. То есть вот позитивное, находить аргументы для своих тезисов. Опровергать чужие – да. Защищать свое не всегда получается так же легко и уверенно. Но это вообще черта нашего сознания.

-----

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Христос однажды сказал: «Царство Мое не от мира сего». Однако историческая Церковь часто забывала эти основополагающие истины и пыталась использовать слишком человеческие средства расширения своего влияния. Это и стремление заполучить как можно больше материальных ценностей, и ухватиться за властные рычаги, и насладиться людской славой. Более того, история, к сожалению, знает даже преступления против человечности – войны, инициированные Церковью. Да, вроде как с благими намерениями: освободить христианские святыни из исламского плена. И тем не менее, с крестовыми походами связано много трагического.

Первый крестовый поход (1095-й – 1099-й годы), о котором мы с вами уже говорили, погубил десятки тысяч простых людей. Поначалу умирали крестьяне, добравшиеся первыми до Константинополя и через Босфор двинувшиеся вглубь Малой Азии, где и были все перерезаны сельджуками. Во Втором крестовом походе (1147-й – 1149-й годы) вновь участвовала вся Европа, в том числе и короли Людовик 7-й Французский и Конрад 2-й Германский. Надо сказать, что Конрад высказывал большие сомнения в успешности военной операции, но Бернар его уговорил. Дело кончилось тем, что долго удержать Иерусалим крестоносцы не смогли. Султан Саладин в 1187-м опять завоевал святой город. Затем состоялся еще Третий крестовый поход, где участвовали Фридрих Барбаросса Немецкий, Филипп-Август Французский и Ричард Львиное Сердце Английский. Опять грандиозное начинание, и опять печальный для латинян результат. Поход 1188-го оказался совершенно бесплодным.

Ну, и Четвертый крестовый, самый печальный, при папе Иннокентии 3-м, одном из великих пап, продолжателе дела Григория 7-го. Сначала крестоносцы намеревались направиться морем через Египет. Наняли корабли у Венеции, «королевы морей», собравшись на одном из ее островов. Тогдашний венецианский правитель Энрико Дандоло, слепой старик, но сохранивший расчетливость и удивительную ясность ума, потребовал за перевозку огромную сумму, 85 тысяч марок (это более 20-ти тонн серебром). Крестоносцы не могли собрать такую сумму: их даже едой плохо снабжали. Плюс, они томились от безделья. А Венеция в это время вела ожесточенную борьбу с Византийской империей, за первенство в торговле с восточными странами. Венецианские купцы давно мечтали нанести Византии удар, от которого те не смогли бы оправиться, и решили использовать для этого военные силы крестоносцев. Правитель Венеции уговорил рыцарей вмешаться во внутренние дела Византии, где в это время шла острая борьба за императорский престол.

И вот в 1204-м году «освободители Гроба Господня» штурмом овладели византийской столицей. Ворвавшись в христианский Константинополь, они стали грабить и разрушать дворцы, храмы, дома, склады. В огне пожаров гибли хранилища древних рукописей, ценнейшие произведения искусства. Крестоносцы разграбили храм св. Софии. А священнослужители, пришедшие с крестоносцами, вывезли в европейские церкви и монастыри множество реликвий. Погибло и огромное число христиан, мирных жителей столицы. Разграбив богатейший и крупнейший город Европы, рыцари решили уже не идти на Иерусалим, а обосноваться на территории Византии: а зачем, и так все хорошо. Таким образом, они создали государство, названное Латинская империя, со столицей в Константинополе, просуществовавшее более 50-ти лет. Но в 1261-м году Латинская империя пала. Византия была восстановлена, однако из-за вмешательства крестоносцев она уже никогда не достигала прежнего могущества.

И здесь нужно подчеркнуть роковую истину. Взятие Константинополя крестоносцами представляло собою последний акт образования, так сказать, глубокого рва между латинской и греческой Церквами. Психологического рва, потому что после этого Четвертого крестового похода, кроме взаимной ненависти между христианами Востока и Запада уже ничего не оставалось. Ну, а как по-другому? Константинополь страшно разграблен впервые в своей истории! И кем? Братьями во Христе, единоверцами! Более того, реки крови, зверства ужасающие! Иными словами, близкое очное знакомство восточного христианства с западным в 1204-м году оказалось ужасающим.

Потом было еще несколько походов. В 1212-м году – так называемый крестовый поход детей. Решили, что, если отправить несовершеннолетних, то Господь будет их защищать, и таким образом, Иерусалим будет освобожден. Естественно, турки всех этих детей перебили, а кого не умертвили, продали в рабство или на панель. Вот такой трагический эпизод истории.

Собственно говоря, крестовые походы выразили в себе сущность Средневековья. Величие идей, их нерациональность, претензии на универсум, сакрализация материального, с одной стороны. А с другой, религиозное горение, колоссальные плоды культуры, вся эта средневековая литература, архитектура, скульптура, музыка и прочие виды искусства. Как видите, все это весьма неоднозначно.