Рассуждая о воспитании детей, мы обращались к опыту отца Анатолия Гармаева – выдающегося православного психолога, который подчёркивал важность возрастной периодизации в воспитании чад. Если упущено то, что необходимо привить ребёнку, скажем, до 5-ти лет, после шести становится почти безнадёжным и т.д. И остановились мы в прошлый раз на возрасте с 7-ми до 10-ти лет - это периодучебного становления ребёнка. В этом возрасте - с 7-ми до 10-ти - дети, как правило, хотят учиться, внутренними резервами сил они к этому расположены. И очень важно, чтобы в эти первые три года они не потеряли к учёбе интерес. Оно и так гарантий никаких нет, что дальнейшая учёба будет успешной, но если в первые три года ребёнок собьётся, то с 8-го, 9-го, или 10-го класса, дитё, скорее всего, вовсе перестанет учиться. Давайте вновь обратимся к нашему старому видеоархиву.

Архив:

- Еще есть такая особенность учебы детей 7-ми – 10-ти лет. Это время, когда душевное становление открыто миру как явлению целого. Мир не поделен на математику, химию, фи­зику. Мир предстает для ребенка во всей своей цельности, где множе­ство оттенков, тонких нюансов, но все слито в одну большую торжественную жизнь. Высокое солн­це, воздух, наполненный ликованием жизни, первая зелень на деревь­ях, ручьи, кораблики. Мир в таком возрасте воспринимается как неразделимое целое. Это ощущение полноты жизни. И здесь задача школы - как бы не разбить, не высушить, не ожесточить этот резонанс детской души с миром.

Ну и дальше - возраст 10-12 лет. Время телесного становления,  возраст активизации способностей. После того, как способности к учебе раз­вернуты, и радость интеллектуального учения даст душе силы, после этого открываются другие - не умственные - способности - ремеслен­ные, технические, сельскохозяйственные, организаторские, ораторские и прочие. В этом возрасте дети живут таким образом: им хочется заниматься и тем, и другим, и третьим. И рисованием, и фотографией, и моделированием, и спортом, «а еще и петь охота». В этом возрасте дети приходят домой и го­ворят:

—  Мама, я хочу на аэробику!

—  А английский? Ты же не успеешь!

—  Успею!

—  Папа, я хочу заниматься боксом.

—  А ходить на тренировки будешь?

—  Буду.

—  Записывайся.

И это будет правильная позиция. Иди и записывайся, иди и пробуй, потому что в этот момент все способности у ребенка должны выявиться. Все способности. Поэтому утром он будет чинить велосипед, а вечером он уже схватит конструктор и будет что-то свинчивать. Это, конечно, если нет компьютера и сотни виртуальных игр, которые мертвой хваткой удерживают их возле мониторов. Это перемена способностей, перемена дела. И нередко дети будут хвататься одновременно за не­сколько дел. Все это нормальное явление, потому что способности про­буждаются, и ребенок за все хватается, все хочет попробовать.

Часто ребенок берется за пять дел одновременно. Одно бросает, едва начав, три доводит до середины, и только пятое дело приводит к за­вершению. Пройдет время, исполнится ему сорок и больше лет, и станет человек замечать за собой, что всю жизнь имел привычку браться за пять дел. Одно - бросать в самом начале, три - едва дотянув до середины, и только одно из пяти доводить до конца. И не сразу поймет человек, откуда идет такой навык. С 10-ти до 12-ти закладывается такой образ деятельности. Как с этим бороться? Мы с вами ответим на этот вопрос. Но сначала выделим два типа трудового действия: ложное и истинное, с тремя ступеньками каждое.

Ложное трудовое действие, которое нам очень привычно, на первый взгляд выглядит довольно респектабельно. В ложном трудовом действии первая ступенька это задумка. Это мечты, грезы, планы. Вторая ступень - само трудовое действие. Третья сту­пень - успех. Кажется, все нормально. В результате такого выполнения этих трех ступеней мы получаем неплохого трудягу, но эгоиста. Он ориентирован на личный успех и поэтому изначально делает действие с этим ориентиром. Поэтому в первый момент  задумка - планирование личного успеха. Он уже заранее на этот успех настраивается, он планирует развивать этот успех, составляет проект своей работы, дела своего, затем на­чинает это самое дело делать. Делает, достигает успеха, то есть он обяза­тельно должен получить либо материальное благо, либо похвалу: «Молодец, как хорошо ты сделал!», либо грамоту, либо еще что-то. В этой системе воспитания существует специально налаженная, изощренная система по обеспече­нию успеха, начиная от простого слова «молодец», которое каждый ро­дитель говорит своему ребенку, кончая поездкой куда-нибудь, куда ребенок очень хочет. Вообще, ситуация «зал и сцена», те, которые аплодируют и тот, который переживает успех, - это все из той педагогики, которая трудовое действие формирует на тщесла­вии. И ничего другого, кроме людей тще­славного успеха, мы не формируем в этой педагогике.

Двухлетний малыш бежит к маме.

—  Мама, я помогу.

— Помоги, - отвечает мама.

Малыш помог и вполне удовлетворен этим. Но мама, не подозревая этого, поворачивается к нему и говорит:

—  Молодец!

На мгновение лицо малыша отражает замешательство и расте­рянность. Но в следующую минуту оно уже расплывается в счастливой улыбке, улыбке включенного мамой тщеславия. А мама на этом не ус­покоится. Вечером, когда остальные взрослые соберутся дома, мама будет рассказывать, поглядывая на малыша, какой он у них молодец. Нужно видеть при этом ребенка: как он жеманится, стесняется, водит плечами, счастливо смущается и не знает, куда девать руки. Он еще не освоился с тщеславием, не умеет переживать его как должное, не умеет прятать под маской скромности или равнодушия. Все это еще впереди.

Другое действие - действие истинное. Тоже три ступеньки, но они совершенно по-другому выглядят. Первая ступенька - нужда, отклик на нужду. Вторая ступенька - исполнение нужды. Третья ступень­ка - чувство благодарности. Все прямо наоборот, совсем по-другому. И никаких «зала и сцены» быть не может в принципе, никаких апло­дисментов, никаких грамот, ничего этого не может быть между людь­ми. Появляется совершенно другой стиль отношений. Чув­ство благодарности дает силу, чтобы откликнуться на следующую нужду. И это нечто совсем другое, нежели вдохновляющее чувство ус­пеха.

Ну, а теперь о начатых делах. Если ребенок взялся за какое-то дело, пускай берется. Прибежал и ска­зал: «Я записался в художественный кружок». — «Хорошо, - говорит папа, - а на какой срок?» - неожиданный вопрос.

—  Ну, на год.

—  На год тебя может не хватить. Давай все же определимся, на какой срок.

—  Ну, на полгода.

— Многовато, давай сначала попробуем меньше, а потом продлим.

—  На месяц.

— Хорошо, месяц ты у меня будешь ходить в художественный кружок, а дальше решим снова.

И вот он неделю ходит. А на второй неделе вдруг:

—  Гриша, тебе же на рисование надо!

—  Пап, неохота!

—  Гриша, скажи, а кто записался в художку?

—  Я.

—  А кто решил, что месяц будет ходить?

—  Тоже я.

—  Ну, так что же ты?

И Гриша через силу собирается и идет добиваться своего конечного результата. Что такое он делает в эту минуту? А он учится пересили­вать себя, он взбирается на вторую ступеньку. Пересилить себя, хотя и неохота, поскольку конец еще не виден. И Гриша пересиливает себя и идет. Проходит месяц, он прибегает и говорит: «Папа, мое рисование кончилось!» — «Ура!» - говорит папа. И они вместе радуются. Радуются не потому, что ребенок успел научиться рисовать, а потому, что выполнена намеченная задача.

И вот точно таким же образом в этом возрасте важно детям разрешить дела, за которые они берутся, но во всем определить окончание, которое было бы по силам ребенку. И это окончание переживать как радость, просто как радость исполненного дела. И вот если это будет, вы увидите, что дети научатся всякое дело доводить до конца. Если при этом дела будут выбираться не только по способностям, как работа, но и как отклик на реальную нужду, а ис­полнение их будет их будет погружено в атмосферу заботы и радения друг о друге, тогда возраст 10 - 12 лет даст свои удивительные плоды. Именно этот возраст формирует наиболее чутких заботников. Причем заботников, идущих к мастерству заботы, когда забота исполняется ма­стерски и до конца.

-----

Православный миссионер о.Виктор Веряскин рассуждает о наших взаимоотношениях с Богом и окружающими, в связи с молитвой Господней «Отче наш…»

В.Веряскин:

- Иногда святые подвижники делают странные заявления, как пишет апостол Павел, например, в своем послании: «Я знаю одного человека, который был восхищен до третьего неба и слышал там какие-то неизреченные глаголы, и передать их трудно, и трудно этим поделиться». Иногда евангелисты, иногда апостолы вели себя скромно, в отличие от нас, не сильно выпячивали свое имя, и говорили о себе в третьем лице. Он говорит о себе, у него был этот мистический опыт, но он говорит не как о себе, а как о другом человеке. Но дело не в этом, а дело в том, что есть мистический опыт святых и подвижников, и это тоже источник познания воли Божьей, и одновременно он же - критерий правильности познания воли Божьей. Если у тебя такие же мистические опыты, как у Серафима Саровского, и ты сверился, и по критерию все совпало, то у тебя может быть больше уверенности, что ты на правильном пути и в правильном состоянии, и, может быть, более правильно знаешь волю Божью. И поэтому вот эти слова важны: «Да будет воля Твоя и на земле, как на небе» - и в моей жизни особенно. Имя Твое, воля Твоя, Царство Твое, а где же - мое? Но на самом деле, вы помните, что первая и вторая скрижали Закона Божия тоже отражали сначала имя Божие, а потом только - обязанности человека друг ко другу, а не только к Богу. «Хлеб наш насущный даждь нам днесь». Во-первых, хлеб можно понимать буквально, а можно понимать не буквально, это очень серьезный вопрос, потому что даже на уровне простого языка мы говорим о хлебе, что он не только, там, всему голова, но это и символическое обозначение всего, что нам нужно для жизни вообще. И поэтому то, что насущно нам для жизни, это более широкое понятие. Конечно, не надо понимать это буквально, примитивно, нужно понимать и шире, и глубже, вот даже то, что нам насущно. Но я еще раз себе и вам напомню: очень важно, чтобы мы за буквой не забывали дух и жестко не связывали иногда между собой буквальное и духовное значение смысла. Вот недавно была память святого евангелиста и апостола Марка, по церковному преданию, он служил в Египте, основатель первой епископской Александрийской церкви и основатель, и первый учитель Александрийского огласительного училища - александрийской школы богословия, которую, якобы, иногда противопоставляют антиохийской школе богословия, что та более буквально все понимала, а эта понимала - более духовно. Я думаю, что на самом деле это чрезмерное преувеличение и неправильное разведение между собой так далеко буквального и духовного - на самом деле нужно оба удерживать вместе. Так на самом деле получается, что, если я, например, приехал в Китай, как ездили католические миссионеры, и которые начали говорить китайцам: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь», учили и молитве «Отче наш», и китайцы, ну, по крайней мере, не сразу до них дошло, они не сразу поняли, потому что для китайцев хлеб - ну не самое насущное. И миссионеры дерзнули перевести «Риса нашого щоденного дай нам сьогодні», и до китайцев сразу все дошло, потому что для них насущнее рис - больше, чем хлеб. И тоже возникает интересный вопрос, а где пределы свободы перевода и передачи смысла? И мы должны с вами знать, что есть допустимые пределы, где мы можем варьировать для достижения цели: приобрести для Господа хотя бы некоторых. И я тогда: для подзаконных, как подзаконный, с немеющими, как немеющий. У меня была цель: приобрести для Господа хотя бы некоторых, и когда средства перевода подчинены такой цели, тогда будет оправдан и перевод. Кстати, очень часто искажают, очень много и не только в Писании, но и в истории. Например, жалко мне иногда бывает даже беса, потому что все время говорят: «Седина в голову, бес в ребро. Искушение, бес искусил», а бес бывает даже и не в курсе, что мы на него свалили. Но также говорят: иезуиты придумали принцип такой, что цель оправдывает средства, но, если бы мы дали себе труд, например, прочитать Игнатия Лойолу, а у него написано: «Цель оправдывает средства, когда она помогает достижению результата и соответствует воли Божьей». Вырванная из контекста такая фраза, она ограничивает и искажает, и даже делает обратным иногда этот смысл. Это очень серьезный вопрос. Многие люди говорят: «В здоровом теле - здоровый дух». А вы возьмите латинские тексты и прочитайте того Марциала, который это ляпнул и сказал это, там, 2000 лет назад, а он говорит: «Надо молиться о том, чтобы в теле был здоровый дух». Оказывается, не просто надо, там, какие-нибудь допинги принимать или упражнения, а, оказывается, еще и молиться надо, чтобы в теле был здоровый дух. Поэтому очень важно в контексте знать, и не только то, что относится к нам, к христианству, но и общий контекст - более широкий, культурный. 

-----

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Воспоминая Тита Флавия Климента Александрийского, есть смысл ещё упомянуть об особенностях его этическогоучения.

Ну, во-первых, Тит подчёркивает длительность, постепенность и трудность пути христианина к совершенству. Это среди протестантов зачастую можно услышать рассказы, что, мол, до принятия Христа как личного моего Спасителя, я был никчемностью – пил, блудил, воровал, мошенничал, а потом покаялся и всё – стал сплошным совершенством. Стиль внешнего поведения иногда в большей или меньшей степени можно изменить – как пел приснопамятный Тальков - перестроить можно рожу, ну а душу - никогда. Ну не то, чтобы никогда, но гадость из себя приходится выдавливать по грамму, и Флавий это подчёркивает.

Его письменный труд, названный «Педагогом», как мы говорили с Вами, состоит из трех книг. Книга первая – о добре, о том, что хорошо, и что плохо в жизни, о Божьем воспитательном методе, так сказать. Вторая книга – о христианском быте. Здесь помещены правила относительно пищи, питья, домашней утвари; как вести себя в гостях, как произносить речи; над чем можно смеяться, а над чем - нехорошо; об употреблении духов, косметики, украшений. Идея, в общем, предсказуема, и тут он от Тертуллиана далеко не отходит. В общем и целом, Флавий призывает к скромности, акцентирует на красоте душевной. Тит не советует христианам украшать себя золотом и драгоценными камнями, даже если человек в состоянии себе это позволить. С другой стороны Климент убеждает не придавать значения драгоценностям, когда они на других.

Тит рассуждает также о христианском браке и рождении детей. К слову говоря, Климент – один из немногих христианских учителей, который жизнь в браке ставил выше и достойнее жизни вне брака, даже в духовном плане. Ну, Вы знаете, что в известный исторический период в Церкви наметился перекос – превозношение безбрачие, почёт девству, плотской чистоте, так называемой, подозрительное отношение к любой сексуальности. Как мы уже говорили с Вами  - это влияние нехристианского гностицизма. Вся материя, в общем, и тела человеческие, в частности, согласно учения тех же Валентина, Василида и иже с ними – это следствие деградации духа, его подмокания – увлажнения, как они выражались. Воплощение души, считали гностики – зло, а, следовательно, воспроизведения этого воплощения, рождение новых поколений – если не преступление, то, по меньшей мере, немощь человеческая, слабость – потворство негативным процессам в мироздании. Ни Христос, ни апостолы ни на что подобное даже не намекали. Однако в борьбе с нехристианским гностицизмом, Церковь в какие-то моменты подхватывала вирус презрения к «бренной плоти». Это нередко случалось и в первые века христианства, и в раннем, и в позднем Средневековье, но особенно - с появлением монашества.

На чём настаивал Климент, так это на единобрачии – и чтоб жена – на всю жизнь, а не каждые двадцать лет подавай молоденьких, и в плане моногамии, а это, как мы уже говорили с Вами, было проблемой. В апостольский век и в Палестине, и остальных территориях Римской империи сохранялось многожёнство, в том числе и среди христиан. Да, постепенно, с каждым поколением, достоинство женщины среди христиан возвышалось, и это эволюционно приводило к моногамии, но процесс этот происходил не так уж и быстро. И требовало воздержания. Мало ли, что вокруг так много молодых и красивых, а твоя жена состарилась – терпи, воздержание делает человека человеком.  

Так вот это самое воздержание – и в сексуальном плане, и в бытовых сферах Климентом ставится во главу угла. Он пишет: «Воздержание есть не просто вопрос, связанный с полом, это относится ко всему тому, к чему душа имеет влечение, не довольствуясь жизненно необходимым. Существует воздержание от болтливости, от денег, от вещей, желаний различных. Воздержание не только учит нас самоконтролю, а скорее, самоконтроль дарован нам, ибо он есть божественная власть и благодать».

Ну и, наконец, дошли до нас стихи Климента. Помните, мы говорили, что, пожалуй, первое христианское художественное произведение – это диалог «Октавий» Минуция Феликса, примерно 180-го года. А вот первое поэтическоехристианское произведение принадлежит Клименту. Это самый конец 2-го века - гимн Христу. Причем, что интересно, это было как бы гимном его огласительного училища. Возможно, он пелся перед уроками или после, мы не знаем. В подстрочном переводе гимн Христу, конечно, звучит не очень – ни ритма, ни рифмы, и тем не менее - вот несколько строчек, зачитаем.

Ты, Христос - крыло птиц, в полете не блуждающих,

прочное кораблей кормило,

Пастырь агнцев царских!

Твоих простых детей ты собери…

…

Ты - Царь святых, о Логос, смирение дарующий!

Ко Всевышнему Проводник,

В трудах - опора, в жизни – радость.

Ловец людей, спасаемых из нечестия болота,

Рыб чистых - из волны враждебной,

К сладостной жизни уловляющий…

Ну вот, где-то так – не Шекспир и не Пушкин, конечно. И не Державин, и, тем не менее – самый первый христианский поэт.