Добро – каким должно оно быть? Вооруженным до зубов? С клыками и ядерной дубинкой? Как зло преодолеть? Собраться всем добрым и расстрелять всех злых? Вопрос безнадёжный, но о.Яков Кротов всё же несколько слов об этом.

Я.Кротов:

- Почему существует Израиль? Почему существует не тот Израиль, который объединяет верующих в Единого Бога Авраама, Исаака и Якова, а почему существует государство Израиль? Государство, объединяющее не очень многочисленный народ во враждебном окружении, потому что существуют верующие в Армагеддон. Иногда их называют жутким английским словом «диспенсиционалисты» - от слова «диспенсе», видите я научился его проговаривать. Слово «диспенсе» идет от Библии, пророчество о семи эпохах, о семи стадиях борьбы Бога с мировым злом. И вот последняя стадия должна произойти в долине Армагеддон на территории Израиля, так сказано в Библии. И поэтому самые горячие помощники Израиля те, кто голосует за того из американских кандидатов в президенты, кто будет помогать Израилю, - это не американские евреи. Достаточно сказать, что там женщины раввины, у израильских раввинов это вызывает бурную ненависть, и они периодически накладывают анафему на американский иудаизм, а американцам по барабану, или американкам - они себе раввины, и в ус не дуют. Самые горячие сторонники израильских раввинов – это американские баптисты, вот те, кто верит в битву в долине Армагеддон. Есть такая долина, будет ли такая битва? Возможно ли вообще такое последнее сражение, или это всего лишь буквалистское понимание образа, в котором Господь пытается обозначить что-то другое? Это буквализм. Битва добра со злом – ее вообще нет на самом деле, просто, когда ты имеешь дело с десантником, не надо ему рассказывать про добро и зло, не надо - он не поймет, или поймет не так, с ним надо разговаривать, как вот царь Давид рекомендовал Богу с собой разговаривать. Почитайте псалмы Давида, царь Давид был в общем-то десантник – тот еще киборг, и он не говорил: «Господи, объясни мне, в чем смысл жизни?». Он говорил: «Стопы моя направь по слову Твоему», т.е. какой приказ? Куда идти? Зачем - меня не интересует. Куда? Где? Что? Когда? Не хочу разбираться, я должен знать четко сформулированную цель и провизию. Когда Бог открывает Себя людям с такой психологией, - а 2000 лет назад такая психология была даже у самых мирных книжников и законников-писцов, - Он вынужден говорить на нашем языке, на языке милитаризма. И тогда появляются образы битвы, сражения, поражения, но надо же понимать, что это всего-навсего уподобление жизни в Боге - битве. Это очень кривое сравнение. Оно бывает у Апостола Павла, который был человек довольно мирный, а все-таки человек своего времени, но он мирный человек, как и любой тогдашний еврей, сравнивал верующего с римским солдатом. Знаменитые слова, где он говорит: я верующий, мы христиане, «возьмите щит веры, меч надежды», дальше я уже не помню, но там описывается не вообще солдат, а именно римский солдат, у которого были поножи, поручи, панцирь, так называемый гоплит - тяжело вооружённый пехотинец. У Павла перед глазами стоял именно иностранец, он не призывал евреев или верующих греков и латинян вооружаться, он призывал вот так же относиться к своей вере, как военный относится к поставленной задаче. Не надеяться ни на что, кроме того, что дал Господь, как военные надеются только на оружие, но, тем не менее, главное-то в другом. Цель все-таки разная, сражение со злом – это не то, что сражение с другим человеком, другой человек – не зло, поэтому с ним можно не сражаться, и нужно с ним не сражаться, а жить в мире. Война должна быть побеждена, чтобы не было Армагеддона, чтобы быть христианами, мы должны жить в мире с людьми. А вот со злом воевать можно и нужно. Но как? Понятно, что для этого не надо собираться в какую-то долину, понятно, что это не сражение техники, это сражение любви с ненавистью. А теперь скажите, как может протекать такое сражение? Да только одним способом: ненависть будет махать кулаком и мечем, пока не убедится, что любовь вообще не замечает этих ее движений. И в этом смысле Армагеддон давно уже начался, зло еще не понимает, что оно сражается впустую. Единственно зло оправданно тем, что мы еще все-таки грешим, и вот это грех создает иллюзию победы зла. Армагеддон идет постоянно, но сражаются не ангелы с бесами, сражается моя вера с моим неверием, и тогда настоящая военная молитва, она вот по Евангелию: «Господи, помоги моему неверию, помоги моему неверию сдаться в плен, помоги моему неверию понять, что оно борется за мою смерть, а не защищает меня, помоги мне понять, что мой эгоизм, мой страх признать, что в мире кроме меня великого, есть еще Бог, есть Создатель, что это не помогает мне жить, а убивает меня, помоги моему неверию исчезнуть, стать моей верой». Вот это и будет победа добра над злом, победа Бога над пустотой, и победа человека над самим собой. Никакой другой победы нам не обещано, и рассчитывать на нее не стоит.

-------

Продолжим прослушивание видеоархива с нашими рассуждениями о воспитании чад.

Архив:

- Как мы с вами с самого начала отмечали, есть два противоположных подхода к системе воспитания. Первый подход, как вы помните, называется авторитарным. Это когда дитя растет в строгости, под абсолютным контролем родителей, полностью загруженным трудами и заботами. Как правило, такой стиль воспитания присущ материально бедным семьям, у которых главная насущная задача – выживать. Следовательно, когда родился ребенок, его надо интегрировать во все обстоятельства семейной жизни. Соответственно, надо достаточно жестко контролировать, что с ним происходит. А либеральный подход, как мы с вами подчеркивали, проявляется там, где нет жесткой системы давления обстоятельств, где выживать не надо, и можно пожить в свое удовольствие. Ну, а раз я сам живу в свое удовольствие, то зачем же я буду в этом препятствовать своему чаду, зачем я буду насиловать его сознание? Пусть он сам пробивает себе дорогу как хочет, пусть человек пощупает эту жизнь с разных сторон и сам выберет, что ему больше нравится. И вывод, к которому мы в свое время пришли, - это то, что и первый, и второй подходы секулярны, то есть, индифферентны к религиозности. И тот, и другой подход дистанцирован от культуры библейской. И авторитарная система воспитания, и либеральная.

Либеральная система, конечно, имеет свои плюсы. Потому что в ней налицо уважение к внутреннему миру ребенка, неприкосновенность этого внутреннего мира, уважение к личности, право личного выбора. Все эти слова – типичный лексикон сторонников либеральной системы. Но дело в том, что либеральная модель, доведенная до логического конца, предполагает на самом деле отсутствие идеи воспитания как таковой вообще. То есть, конечно, надо приучить человека к тому, чтобы он сам умел уважать других, их право выбора и так далее, и ввести это в контекст цивилизованного сосуществования. Но воспитания, как такового, на самом деле нет. Есть, скажем, такие вещи, как стимулирование разного рода манипуляций, чтобы человек то попробовал, это попробовал, и выбрал, что ему больше нравится. Тоже достаточно здравая идея либерального воспитания, хоть и половинчатая, но тем не менее. Ребенку дают возможность много что потрогать руками, понюхать, посмотреть, вот много всяких хитроумных игрушек есть. Если кто из вас был в Лондоне, может, вам доводилось видеть два просто потрясающих музея. Один называется Музей естественной истории, а другой – Музей науки. Я считаю, что это просто восторг для детей – побывать в таких заведениях. И не только для детей, к слову говоря. Там все сделано так здорово, так лихо, что и для взрослых это тоже очень интересно. Словом, ребенок входит в контекст жизни самым естественным образом, наглядно видя, что такое, например, паровая машина Уатта. Вот он входит в зал, а там стоит махина действующая, только что без котла. И эта махина работает, и там очень подробно, во всех видах, рассказывается и показывается, как эта штука двигалась, чего куда выливали, что где подогревали, как пар поднимался, куда что толкало и так далее. Просто потрясающе. Конечно, когда ребенок таким образом будет знакомиться с азами физики или истории… Или вот вы идете по залу, а там рассказывается, как менялся ландшафт Великобритании с 15-го века по 20-й. Там есть рисунки, есть макеты, поля, села, замки, все это очень наглядно… Потом 18-й век – первые машины появились, потом 19-й век – и там уже стоят всякие промышленные предприятия, и так далее. И это человеку не рассказывают сразу, занудно, как там все было, а он сам подошел, посмотрел – и только после этого ему рассказывают. Или зал вычислительной техники и информатики, где посетителя приглашают как бы войти во чрево компьютера. Вот он входит туда, и там вокруг него все сверкает, прыгает… Очень здорово. Причем настолько завораживающе, что и взрослые стоят и балдеют. Там умеют сделать так, что ребенку завлекательно быть в таких местах.

Но дело в том, что эта завлекательность – отнюдь не гарант становления. Поэтому нередко взрослым в таких местах  интереснее, чем детям. Дети ловят кайф оттого, как это все красочно и наглядно, но вот они на все это посмотрели – и благополучно забыли. Они же не знают, куда все это деть. При этом возможность попробовать, пощупать, посмотреть, полазить где угодно и увидеть что угодно – это тоже хороший либеральный принцип. Но воспитания как такового нету. Идея воспитания как целенаправленного и при этом очень осторожного воздействия, преследующего цель, - она в либеральной модели воспитания сведена до минимума. То есть: что там воспитывать, оно само вырастет, главное – объяснить ему, чего делать не надо, а все остальное - можно, ведь, как известно, что не запрещено, то разрешено. И этого достаточно. А дальше посмотрим, что получится. Ну, конечно, можно человеку подсказать, что желательно освоить такую сферу деятельности, которая позволит ему жить комфортно. Но поскольку дети вообще очень неравнодушны к комфорту, и совсем нерасположены к тому, чтобы пахать с утра до вечера, то тут ребенка лишний раз не надо убеждать. Его, наоборот, надо научить трудиться. А делается это в либеральной модели следующим образом. Прямо по Руссо, но только не до 12-ти, а до 15-ти лет, чаду дают возможность много чего попробовать, посмотреть, понюхать, относительно беспроблемно посуществовать и посмотреть, что ему будет больше всего интересно. А потом его впихивают уже в другую систему, достаточно жесткую, и если уж ты туда попал, то будь добр. Если ты выбрал стезю врача, то давай, учись на всю катушку. И вот он начинает на всю катушку со скрипом учиться, и становится специалистом. Не обязательно хорошим, но главное, что квалифицированным. То есть некий среднестатистический уровень система может выдержать вполне. Поэтому, если у вас есть бумага о том, что вы там чего-то закончили, то для цивилизованной страны это свидетельство, что вы это умеете, в какой-то степени. Там нет неумных людей, которые бы думали, что вы гарантированно все умеете, что там написано в бумаге. Но в принципе – умеете. Понятно, что одни – лучше, другие – хуже… Но вот, если бумага есть, то все нормально. И дальше – все. То есть, там предполагается выбор достаточно либеральный. Это выбор какого-то того или иного пути.

Мы же с вами, когда говорим о выборе, говорим о выборе принципиальном, жизненном, экзистенциальном. Это выбор жизни или выбор смерти. И на это христианскому родителю отпущен очень короткий период времени: научить ребенка чувствовать жизнь как таковую, жизнь как драгоценность, в ее глубинном измерении. При том, что опыта экзистенциального самоанализа у ребенка быть не может. У него может появиться только вкус к жизни, какой-то нюх, какое-то чутье. И если это чутье выявилось, если оно здоровое, тогда можно показывать, что тебя ждет в случае, если ты что-то не то выберешь. Вот как сказать ребенку, что у тебя этого, чего-то внутреннего, важного, может не оказаться? Но чего «этого»? Понятийным дискурсом с заумными категориями ребенку объяснить это невозможно, он этого не понимает. Ему нужно то, что у него на языке, на руках и в сердце. Это довольно тонкая задача. Если взрослые-то люди не в состоянии сразу оценить то, что у них есть, если христиане, которые оглашались, и которые впитывали вот это обретение дара благодати, иногда в состоянии это все забыть, иногда очень прочно, к сожалению, - то что говорить о детях? У детей эта экзистенциальная духовная память развита слабо. И в этом, собственно, еще одна проблема.

А главная задача христианского воспитания – это привить вкус к жизни. К жизни, как таковой, к жизни, как к драгоценности. Не к беспроблемному существованию, не к легкомысленной благости, а к жизни настоящей. А это очень тонко и серьезно. Помогай нам в этом Бог. И, конечно над всем этим мы должны размышлять и рассуждать, что мы и будем делать в наших встречах.

-----

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Раннему христианству нелегко было в борьбе с гностическими ересями, находившими питательную среду в эллинской культуре. Мы уже как-то рассуждали о сем явлении. Как Вы помните, гностики - от греческого слова «γνωσις» - «знание», причём, речь, скорее, не о бытовых или научных знаниях, а о мистическом, созерцательном опыте. Сам по себе термин ничего дурного в себе не содержит. Христиане-то, по большому счёту, также, в известном смысле, гностики. Наши познания в религиозной обрасти тоже, ведь, черпаются не из источника обычных пяти человеческих чувств. Поэтому Ириней Лионский, о временах которого мы рассуждаем с Вами, философско-религиозную систему своих оппонентов величает не просто гносисом, как таковым, а лжеименным гносисом, т.е., знанием ложным, так называемымзнанием. Пять его книг против ереси в точности так и звучат: «Обличение и опровержение лжеименного знания».

Практически все книги Иринея переведены на русский язык еще до революции протоиереем Преображенским. Однако, чтобы полемизировать с тем же Василидом или Валентином – знаменитыми гностиками, для начала нам нужно научиться понимать их тексты, что на самом деле непросто – для наснепросто. Для Иринея – всё было внятным, а вот для нас!.. Я зачитаю Вам отрывочек из творений Василида, очень коротенький, чтобы головы не разболелись.

Но прежде, дабы догадаться о чем речь вообще, немного поясню. Вот Василид рассуждает о Первоначале. Ну, Первоначало – это Бог по-нашему. Существо трансцендентное (запредельное всему материальному), и никакое человеческое представление о Нём принципиально невозможно. Оно - ни простое, ни сложное, и говорить о какой-то субстанции, антропоморфной или же духовной – никак невозможно. В общем, пока всё верно. Василид это существо называет «οὐκ on Θεὸς – «не-сущий Бог» - «несуществующий». Ну Вы помните, в христианской апофатике так можно сказать одновременно, что Бог существует и Бог не-существует, потому что Бог превосходит всякое человеческое представление о Нём – в этом, как раз и заключён, так сказать, предельный апофатизм. Напомню, что апофатический метод познания строится на отрицании всего, не соответствующего истине. Это суждения типа - Бог – не материален, Бог бесформен, Бог беспространственен, Бог – вневременен и т.д.

Да, так вот из этого Первоначала происходит всё – но не посредством эманации - излияния, излучения, так сказать, а посредством творения Словом. Не-сущий Бог творит из ничего не-сущий мир посредством, так называемых, семенных логосов, ну, по-нашему, образно говоря, компьютерных программ. Реально существует только семя - информация. Помните – это в рассуждениях Иустина Философа семенные логосы были. Весь мир есть не-сущее, но в нём заложены элементы реального бытия. И эти семена могут развиться, как малое зерно развивается в многолиственное дерево. Мир рождается из этих семян, и дальнейшая история вселенной состоит в выделении из этой груды определённого бытия.

Это я сейчас пытаюсь говорить хулигански упрощённо, А у Василида текст – далеко не романтический. Ну вот судите сами.

«В совокупности семян содержится трехчастное сыновство, единосущее вот этому не-сущему Богу. Движимое естественным влечением, первое сыновство мгновенно выделяется из массы и за быстротою полёта мысли возносится к не-сущему Богу. Вслед за первым сыновством и в подражание ему, желает туда вознестись и второе сыновство, сыновство подражательное. Но оно не способно к такому полёту. Поэтому второе сыновство создает существо, которое имеет возможность такого полета – Духа Святого, и при его помощи возносится за пределы мира. Но так как Дух не является единосущным не-сущему, то сам Дух не может вступить в сферу не-сущего, куда восходит возносимое им сыновство. И он остается как твердь, как граница между миром и надмирным. Он проникнут благоуханием сыновства. Но он как бы граница видимого мира».

Вот такой текст – думаю, продолжать не стоит, тем более, мы с Вами сейчас озабочены не столько богословием, сколь историей. 

Сам Василид был родом из Сирии, но жил и проповедовал в Египте, в Александрии при императоре Адриане, то есть это конец 120-х – 130-х годов. Он писал довольно много. Известны два источника, по которым мы знаем его систему. Один источник – это, собственно, тот же Ириней, а так же Ипполит Римский.

Что до Валентина, это ярчайший представитель александрийского гносиса. Родом из Египта, но по некоторым именам в его системе – он там употребляет семитические формы, можно сделать вывод о его семитском происхождении. Учительствует в Александрии, а около 140-го года переезжает в Рим. Настолько глубоко он мог говорить о сущности христианства, что едва не стал епископом Римской церкви. Но ему предпочли Пия. Разрыв его с Церковью произошел, может быть, в Риме, а, может, и на Кипре. Умер около 161-го года.

Как уже было сказано, обладал Валентин глубокомысленной и блестящей поэтической фантазией. Его философская система производила на современников такое впечатление, что очень многие люди были буквально пленены ею. В целом его система – это религиозная поэма с философской подкладкой.

По своему плану она разделяется на две части, связанные друг с другом. Это история Плиромы, то есть «Полноты» по-гречески, и история чистого небытия, история безусловной пустоты. То есть одна часть поэмы – это история чистого бытия, и другая – история чистого не-бытия. В свою очередь, каждая из этих двух частей поэмы складывается из двух моментов: из создания и воссоздания. Разбирать мы её с Вами, конечно же, не будем. Разве что, некоторые его выводы можно озвучить.

В истории Плиромы Валентин с особой полнотой развивает учение о Боге, и в этом величие этого гностика -  до него этого никто не делал. Все гностики как-то обходят учение о Боге самом по себе.

Как мы уже давно говорили - одна из главных задач гностических философствований – попытки объяснить существование зла. Если мир сотворен благим Богом, и мир добр, то откуда зло взялось? На самом деле, это подобно вопросу - как и из бесконечного произошло конечное? Ну и обычный ход гностиков – это дуализм. Если совсем кратко, они строили свои рассуждения на утверждении параллельного существования благой и злой сил в мире. По их мнению, благой Бог противостоит злому богу, в то время, как в христианском мировоззрении у Бога нет оппонентов.

Надо сказать, в целом нехристианский гносис крайне пессимистичен, хотя Валентина это касается в меньшей степени, в его космологии эти дуалистические моменты весьма периферийны, в отличие от многих других гностических систем.

Еще одна важнейшая сторона гнозиса Валентина – это антропология. Люди, как считает Валентин, делятся на психиков, соматиков и пневматиков. Духовные, душевные и телесные, то бишь. Я сейчас обращаю ваше внимание на этот момент, потому что, когда мы говорим, в частности, об эллинистической части христианского спектра, то подобные термины мы встречаем и у самого Павла. Помните, душевные и духовные.

Ну и о спасении. Если несколько упрощённо – в общегностической схеме спасение состоит в приобщении к знанию, которое дано пневматикам, т.е., людям духовным. И в этом смысле можно говорить о каком-то предопределении – всё, ведь, в таком случае зависит от того, какимродился человек – плотским, душевным или духовным. И вот процесс спасения – это приобщение к знанию. Прорыв архонта к знанию о не-сущем Боге - и есть спасение.